Прежде чем говорить о Цзи Юне и его творчестве, следует сказать несколько слов об общественно-политической ситуации в Китае в XVII в. «Вторжение на территорию Китая маньчжурских захватчиков, вступивших в сговор с китайской феодальной верхушкой, встретило героическое сопротивление народа. Установление маньчжурской династии Цинн, проводившей политику жесточайшего политического, экономического и национального гнета, привело в движение феодальную оппозицию. Многие из писателей и ученых с оружием в руках боролись за независимость своей родины, став во главе сформированных на их средства отрядов сопротивления врагу, а потерпев поражение в этой неравной борьбе, прятались в лесах и горах, скрываясь от преследований правительства или от попыток маньчжуров переманить их на свою сторону».

Сразу после установления маньчжурской династии были запрещены всяческие объединения, начались преследования инакомыслящих, репрессии и аресты. В 1769 г. вышел указ об уничтожении запрещенных книг, и с 1774 по 1782 были публично сожжены 13862 книги, а более 2000 – запрещены.

Для популяризации своей династии, маньчжуры объявили себя истинными последователями конфуцианского учения. Используя систему государственных экзаменов, без которых невозможно было получить ни одну должность, они постепенно сменили темы экзаменационных сочинений с экономики и управления на эссе, в основе которых лежали цитаты из конфуцианского канона. Также цинскими правителями поощрялось компиляторство, подражания древности, абстрактные исследования. Многие ученые привлекались для составления разных словарей и энциклопедий.

Жесточайшая цензура, насаждение неоконфуцианства, репрессии и казни писателей привели к тому, что последние предпочитали не привлекать к себе внимания. «На смену научным открытиям ученых XVII в. по вопросам аутентичности конфуцианского канона, на смену материалистическим концепциям ранних просветителей приходит приходит увлечение чисто филологическими исследованиями. Наступает спад просветительских тенденций в литературе […] даже имевший столь славные традиции историко-героический роман к этому времени вырождается в ортодоксальную литературу, прославлявшую карателей крестьянского и национально-освободительного движения».

В такой обстановке появляются рассказы Цзи Юня, в которых сатирически изображены педанты-начетчики и взяточничество чиновников, падение нравов, пропагандируется борьба против ортодоксальной интерпретации конфуцианского канона и превращения его в догмат, призыв к добру. «Заметки из хижины Великое в малом» Цзи Юня возрождают просветительские тенденции, оплодотворившие китайской литературу XVIII в. идеями равенства людей, «естественных прав» человека, ценности отдельного человека вне зависимости от его происхождения и общественного положения.»

Цзи Юнь прожил долгую и в целом благополучную жизнь. Он быстро продвигался по служебной лестнице, был авторитетным ученым своего времени. Это, а также его конфуцианское образование и жесткие цензурные условия, сформировали его «относительно спокойный тон «этической» критики».

Цзи Юнь родился 3 августа 1724 г. в уезде Сяньсянь (нынешняя провинция Хэбей) в семье сановника Цзи Юн-шу. В 30 лет получил первую ученую степень сюцая, в 1747 г. – вторую, а в 1754 г. сдал экзамены в столице на степень цзиньши. Вскоре получил должность редактора в академии Ханьлинь, затем был инспекторм школ в провинции Фуцзянь, но в 1768 г. был обвинен в разглашении государственной тайны и сослан в Урумчи. В 1771. Цзи Юня простили и вернули в Пекин. Цзи Юнь был одним из редакторов «Каталога Полного свода четырех сокровищниц» - книг, которые собирались для императорской библиотеки (3448 книг, влюченных в библиотеку и 6783 книги упомянутых). Работа продолжалась более 10 лет. В 1789 г. Цзи Юнь был направлен в Луаньян наблюдателем над работой переписчиков. Там и был написан первый сборник рассказов – «Записи, сделанные летом Луаньяне». Также служил в палате обрядов, был главным экзаменатором, начальником цензората, военной палаты и даже наставником наследного принца. Умер Цзи Юнь 14 марта 1804 г.

Цзи Юнь был крупным ученым с разносторонними интересами, известен своими филологическими исследованиями, изданием ряда поэтических антологий, как автор многих предисловий и поэт. Славу ему принесли «Заметки из хижины Великое в малом», собранные и опубликованные его учеником Шэн Ши-янем в 1800 г. Они состоят из пяти сборников: «Записи, сделанные летом в Луаньяни» - 1789 г., «Так я слышал» - 1791 г., «Записки о разном, составленные к западу от софоры»– 1792 г., «Не принимайте всерьез» - 1793 г., «Продолжение луаньянских записей» - 1798 г.

Европейскому читателю творчество Цзи Юня почти неизвестно. Что же касается оценки Цзи Юня в Китае, то после смерти он был забыт на многие годы. Современная оценка его рассказов также неоднозначна, т.к. « на концепции многих китайских литературоведов накладывали отпечаток вульгарный социологизм, неисторичность подхода к литературным явлениям, догматизм, из сферы политики перешедший в сферу литературоведения и литературной критики.

Произведения Цзи Юня написаны в жанре бизци сяошо. Первоначальное значение термина включало в себя то, «что говорят простолюдины», народные мнения, обычаи и т.п. Позднее под ними стали понимать повествовательную прозу. Сам Цзи Юнь делих сяошо на три категории:

1. Повествования о различных событиях, смешанные описания.

2. Записи о чудесах.

3. Анекдоты.

Сейчас под ним подразумевается тип повествовательной прозы, включающий произведения как фабульного характера, так и описательного. Цзи Юнь создал сборник смешанных записей, где в основе фабульных произведений – авторский замысел, а правдоподобность придается ссылками на свидетелей или рассказчиков, делается определенный назидательный вывод.

«Цзи Юнь мыслит не социальными, а этическими категориями, поэтому в его рассказах сверхъестественные существа исправляют не нарушение социальной справедливости, а испорченные нравы. Лисы у него издеваются не над чиновниками вообще как представителями определенной социальной категории, а над определенным человеком, забывшим о своем долге, или чванящимся своим положением, или злоупотребляющим им.» Лисы, как и бесы, у Цзи Юня часто похожи на людей, ведут себя как люди или подражают человеческому поведению. Это делалось для того, чтобы читатель поверил в достоверность рассказов, так как для необразованного человека реальность духов не подлежала сомнению. Поступки же сверхъестественных сил подчинены собственной логике – они видят все, что делают люди, и награждают либо наказывают каждого по заслугам. Это делалось для большего воздействия и воспитания читателя.

Основными идеями рассказов Цзи Юня О.Фишман выделяет идею добра, побеждающего зло, идею силы нравственного примера, который должен направить людей. Также О.Фишман подчеркивает важность названия коллекции – «Заметки из хижины Великое в малом»: «писатель как бы говорит этим названием, что в малых эпизодах, случаях […] кроются великие нравственные законы».

В целом структура рассказов Цзи Юня аналогична структуре рассказов Юань Мэя, упоминавшихся выше. Но иногда Цзи Юнь вводит дополнительный эпизод, придающий дидактичность или разъясняющий мораль, дающий авторскую оценку событиям.

Цзи Юнь проявляет определенный интерес к Западу, что можно объяснить работой европейских миссионеров в Китае. Некоторые ученые считают, что они сыграли важную роль в развитии идеологии периода Цин, а также «в расширении критического движения против конфуцианской ортодоксии»

В некоторых заметках и рассуждениях писатель предстает противником суеверий, рационалистом, готовым объяснить некоторые вещи естественными природными причинами. Публицистические заметки Цзи Юня отражают его взгляды на современную ему действительность и его общественную позицию, например, порицает систему экзаменов, породившую начетчиков. «публицистическая острота отличает и рассуждения о положении слуг и рабов, жизнь которых фактически принадлежала их хозяевам (так же смелы рассказы, в которых Цзи Юнь протестует против жестокостей, совершаемых хозяевами в отношении не только слуг, но и наложниц; […]). Между тем, законы были на стороне хозяев, и протест Цзи Юня был актом гражданского мужества, отмеченным Лу Синем.»

Интересн прием, используемый Цзи Юнеем в ряде рассказов – повторение сюжетов на одну и ту же тему, для того, чтобы полнее подтвердить одну и ту же идею – общественные нравы в упадке, а просвещенные люди должны исправлять их собственным примером. Это отражение конфуцианского воспитания и идеи о возможности исправить человека, заключив его в определенные моральные рамки, систему моральных ценностей. Для этой же цели – донесение нравственного урока - Цзи Юнь использовал и буддийскую теорию воздаяния, не будучи сам буддистом.

«Поэтому его произведения, хотя в них и не было явно политического антифеодального и антиманчжурского острия, вплетались в общую идеологию китайского Просвещения […] идеологами китайского просвещения были на одном фланге сторонники «просвещенной монархии», на другом – борцы за свержение абсолютизма; в произведениях одних просветителей содержалась сокрушительная критика феодальных установлений, в произведениях других превалировала вера в решающую роль воспитания и образования людей[…]».

С точки зрения смелости гражданской позиции Цзи Юнь не является политическим писателем, но моральные наставления в некоторых случаях касаются политических ситуаций, что в условиях деспотической жесткой цензуры могло привести к печальным для него последствиям. О.Фишман связывает это с отличием восприятия в европейской и китайской культурах – например, критика чиновника в Китае воспринималась не как неодобрение действий частного лица, а как коррупция бюрократического аппарата в целом. Цзи Юню удалось, не нападая на феодальную систему общества непосредственно, через частности показать ее недостатки.

«Этот тип критики выглядел как наведение порядка в признаваемом писателем мире, а не как критика самого этого мира. Но по существу это было частью общепросветительской антифеодальной критики всего «неразумного», «аморального», «противоестественного».

Творчество ЦзиЮня. Сборник «Записки о ничтожном»

Цзи Юнь родился 3 августа 1724 г. в уезде Сяньсянь (нынешняя провинция Хэбей) в семье сановника Цзи Юн-шу. В 30 лет получил первую ученую степень сюцая, в 1747 г. - вторую, а в 1754 г. сдал экзамены в столице на степень цзиньши. Вскоре получил должность редактора в академии Ханьлинь, затем был инспекторм школ в провинции Фуцзянь, но в 1768 г. был обвинен в разглашении государственной тайны и сослан в Урумчи. В 1771. Цзи Юня простили и вернули в Пекин. Цзи Юнь был одним из редакторов «Каталога Полного свода четырех сокровищниц» - книг, которые собирались для императорской библиотеки (3448 книг, влюченных в библиотеку и 6783 книги упомянутых). Работа продолжалась более 10 лет. В 1789 г. Цзи Юнь был направлен в Луаньян наблюдателем над работой переписчиков. Там и был написан первый сборник рассказов - «Записи, сделанные летом Луаньяне». Также служил в палате обрядов, был главным экзаменатором, начальником цензората, военной палаты и даже наставником наследного принца. Умер Цзи Юнь 14 марта 1804 г.

Цзи Юнь был крупным ученым с разносторонними интересами, известен своими филологическими исследованиями, изданием ряда поэтических антологий, как автор многих предисловий и поэт. Славу ему принесли «Заметки из хижины Великое в малом», собранные и опубликованные его учеником Шэн Ши-янем в 1800 г. Они состоят из пяти сборников: «Записи, сделанные летом в Луаньяни» - 1789 г., «Так я слышал» - 1791 г., «Записки о разном, составленные к западу от софоры»- 1792 г., «Не принимайте всерьез» - 1793 г., «Продолжение луаньянских записей» - 1798 г.

Произведения Цзи Юня написаны в жанре бизци сяошо. Первоначальное значение термина включало в себя то, «что говорят простолюдины», народные мнения, обычаи и т.п. Позднее под ними стали понимать повествовательную прозу. Сам Цзи Юнь делих сяошо на три категории:

• 1. Повествования о различных событиях, смешанные описания.
• 2. Записи о чудесах.
• 3. Анекдоты.

«Заметки из хижины Великое в малом» . Сборники выходили с 1789 по 1798 г., все сочинение целиком вышло в 1800 г.. Сборники, входящие в это сочинение, относятся к роду прозы малых форм, именуемой «би-цзи», (букв. -- «Записи вслед за кистью»), характерными чертами которой является включение разных жанров (новелл, рассказов, быличек, анекдотов и бессюжетных записей, посвященных примечательным событиям или содержащих рассуждения о нравах и обычаях эпохи, о различных местностях, о произведениях литературы, истории и философии).

Следуя традидии своих предшественников, Цзи Юнь стремился придать характер достоверности и фактографичности не только заметкам, но и тем фабульным произведениям, в основе которых лежал авторский вымысел. Для этого он называл имена рассказчиков, ссылался на свидетелей происшествия, указывая его дату и место действия; главное же -- из самого невероятного случая он делал конкретный назидательный вывод, адресованный читателю-современнику. Новым по сравнению с предшественниками было стремление Цзи Юня создать целостную картину действительности с помощью наглядных примеров. Впервые в сборниках бицзи за разрозненными заметками-наблюдениями и отдельными размышлениями стоит единый «наблюдатель», выносящий оценки тому, что он видел или о чем ему рассказывали.

Многие рассказы и былички в сборниках Цзи Юня связаны с народными верованиями. Однако фантастика подчинена дидактическим целям. У сверхъестественных сил есть своя «логика поведения», они действуют не «со зла», не по капризу, а целенаправленно, карая дурных людей и награждая добрых. Они видят все, что делают люди, и даже обладают способностью знать то, что человек задумал втайне от всех. А раз духи и оборотни видят человека буквально «насквозь», то люди должны об этом помнить и вести себя подобающим члену семьи и общества образом.

Верша свой суд над людьми, сверхъестественные силы действуют, подчиняясь определенной целесообразности, определенному закону отношений в обществе, установленному Небом, познанному и сформулированному конфуцианскими мудрецами глубокой древности. Цель автора -- наставить людей на истинный путь. Для этого он использует и буддийскую теорию воздаяния за поступки, совершенные человеком при жизни. Но Цзи Юнь не стремится вызвать у читателя суеверный ужас перед сверхъестественными силами, наоборот, он постоянно подчеркивает, что человеку праведной жизни духи и бесы не страшны, нечисть бессильна перед добродетельными людьми. Более того, Цзи Юнь показывает, что сама по себе нечисть не страшна, так как она ведет себя разумно, в основе ее действий -- причинность, а не иррациональность. Строгие нравственные принципы, активная доброта, подлинная (а не мнимая) ученость -- вот качества, наиболее ценимые «исполнителями закона» (т. е. самим автором). К самым дурным свойствам человеческой натуры автор относит развращенность, злобу, нечестивость, жестокость, педантизм, непочтительность к старшим и недобросовестность в выполнении своих обязанностей.

С особой силой написаны рассказы, обличающие педантов-начетчиков: один из них своим упрямством и приверженностью к старине («не понимал, что в наши дни все по-иному, чем в древности») разрушил счастье любящей пары и послужил причиной смерти девушки и безумия юноши; другой, свято соблюдая «нормы поведения», не решился окликнуть спящую женщину, ребенок которой играл в опасной близости от колодца, а отправился на розыски ее мужа. Пока он ходил, ребенок упал в колодец и погиб.

Несмотря на обилие отрицательных персонажей, Цзи Юнь в целом оптимистически оценивает возможности человеческой природы, на этом строится сам тип «воспитательного» рассказа.

Он не считает, что человек от природы плох; в ряде его рассказов люди под влиянием обстоятельств или с помощью сверхъестественных сил меняются к лучшему. Зло, по убеждению писателя, лишь временное нарушение гармонии, существующей в хорошо организованном обществе. Читателя должно было укрепить в этом мнении и то обстоятельство, что не только положительные примеры благотворно влияют на людей.

Цзи Юнь проповедует конфуцианскую мораль. Человек должен помнить, что он является членом общества, а обязанности члена общества начинаются с семьи. Следовательно, надо вести себя как подобает хорошему семьянину, проявлять уважение к старшим в семье и в обществе, служить духам предков, не ожидая от них награды за это. Цзи Юнь выбирает жанр короткого рассказа или новеллы, не требующих показа переживаний героев, их внутреннего мира. Он «генерализует» характер своих персонажей по одному какому-либо качеству, одной страсти (алчность, скупость, лицемерие, честность, распутство и т. п.). Его персонажи обладают заранее заданным характером и чаще всего фигурируют в отдельном эпизоде, не связанном с их предшествующей жизнью и ею не обусловленном.

В отличие от древних авторов рассказов о необычайном, не интересовавшихся поведением разных людей в одной и той же ситуации, для Цзи Юня важно именно это повторение одних и тех же ситуаций. Из рассказа в рассказ «накапливаются» отдельные черты поведения героев. Складывается своеобразный тип персонажа, причем центр тяжести приходится на ситуацию, в которой этот тип проявляет себя. Такой тип часто формируется профессией или образом мышления персонажей. Так, из рассказа в рассказ обрастает все новыми чертами образ начетчика: в одном рассказе он строг и требователен к своим ученикам, но сам втайне предается разврату, в другом -- он участвует в обмане, цель которого -- по дешевке купить дом, в третьем -- он собирается обманом лишить вдову ее имущества; в новой ситуации он хвастлив и заносчив или оказывается трусом и лицемером. Конфуцианская норма задает идеальный характер; такого нормативного характера в рассказах Цзи Юня нет, но некоторые персонажи приближаются к этому идеалу, большинство же показано как отклонение от него. Должное незримо присутствует повсюду, и мера индивидуальности персонажей -- это мера отклонения или приближения к идеальному типу. Цзи Юнь делает акцент на моральном аспекте человеческого поведения, т. е. на аспекте понятийно воспринимаемом, а не на индивидуальном, неповторимом, образном. Отсюда -- скупость индивидуальных черт (портрета, деталей), замена их словесными характеристиками, говорящими больше мысли, чем образному представлению.

Определенная радикальность взглядов Цзи Юня сказалась в том, что свое моральное назидание, свое доказательство действия универсального

закона он проводит и в тех случаях, когда описываемое событие заострено политически. «Закон» в высшем смысле этого слова карает любого, какой бы высокий пост он ни занимал; и наоборот, достоинство «маленького» человека охраняется «законом» от посягательства власть имущих. Цзи Юнь был не только воспитателем нравов, но и критиком некоторых явлений социальной действительности (особенно притеснения рабов и слуг, а также падения нравов). Он исповедовал конфуцианскую теорию активного участия человека в жизни общества. Поэтому он осуждает и буддийского монаха, который ушел от мира (эгоистически думая лишь о себе), и даосского отшельника, много лет сидевшего в горах, не произнося ни слова. Бегство от жизни, от моральной ответственности (какую бы форму это бегство ни принимало) чуждо Цзи Юню, требовавшему от человека добросовестного выполнения своего долга. Это проявляется и в бессюжетных произведениях, включенных в его сборники. Так, в одной из заметок, говорящих об общественной позиции писателя, читаем: «Экзамены предназначены для того, чтобы у экзаменаторов было больше прихлебателей». В другой заметке Цзи Юнь, пять раз назначавшийся главным экзаменатором, резко критикует экзаменационную систему.

Цзи Жу-ай из Цзяохэ и Чжан Вэнь-фу из Цинсяня были старыми начетчиками и имели учеников в Сянь. Как-то, прогуливаясь при лунном свете, они оказались у заброшенного подворья; все было в зарослях кустарника, темно, запущено, тихо...

Ощутив в сердце тревогу, Чжан предложил пуститься в обратный путь.

В развалинах и у могил часто водятся духи, - сказал он, - не будем здесь задерживаться.

Вдруг откуда ни возьмись появился какой-то старик, опирающийся на посох, и пригласил обоих присесть.

Откуда бы в мире живых взяться духам? - спросил он. - Не слыхали вы разве о рассуждениях Юань Чжаня? Оба вы, достопочтенные, - ученые-конфуцианцы, зачем же даете веру глупой болтовне буддистов о существовании нечисти!

И тут он стал объяснять им смысл учения братьев Чэн и Чжу Си, приводить всяческие аргументы и доказательства, и все это в изысканных выражениях, плавно и красноречиво. Слушая его, оба налетчика согласно кивали головами, проникаясь истиной, содержащейся в учении сунских конфуцианцев. Угощаясь предложенным им вином, они даже забыли осведомиться об имени своего хозяина.

Но вот вдалеке послышался грохот проезжающих мимо больших телег, зазвенели колокольчики коров. Оправив одежду, старик поспешно поднялся и сказал:

Покоящиеся под Желтыми источниками люди обречены на вечное молчание. Если бы я не повел речей, отрицающих существование духов, я не смог бы удержать вас здесь, почтеннейшие, и мне не довелось бы скоротать вечерок за болтовней. Сей час нам надо расстаться, и я почтительнейше прошу вас не сетовать на меня за шутку!

Мгновение, и старик исчез.

В этой местности ученых мужей было очень мало, только могила господина Дун Кун-жу находилась неподалеку. Может быть, это был его дух?!

Чтобы сузить результаты поисковой выдачи, можно уточнить запрос, указав поля, по которым производить поиск. Список полей представлен выше. Например:

Можно искать по нескольким полям одновременно:

Логически операторы

По умолчанию используется оператор AND .
Оператор AND означает, что документ должен соответствовать всем элементам в группе:

исследование разработка

Оператор OR означает, что документ должен соответствовать одному из значений в группе:

исследование OR разработка

Оператор NOT исключает документы, содержащие данный элемент:

исследование NOT разработка

Тип поиска

При написании запроса можно указывать способ, по которому фраза будет искаться. Поддерживается четыре метода: поиск с учетом морфологии, без морфологии, поиск префикса, поиск фразы.
По-умолчанию, поиск производится с учетом морфологии.
Для поиска без морфологии, перед словами в фразе достаточно поставить знак "доллар":

$ исследование $ развития

Для поиска префикса нужно поставить звездочку после запроса:

исследование*

Для поиска фразы нужно заключить запрос в двойные кавычки:

" исследование и разработка"

Поиск по синонимам

Для включения в результаты поиска синонимов слова нужно поставить решётку "# " перед словом или перед выражением в скобках.
В применении к одному слову для него будет найдено до трёх синонимов.
В применении к выражению в скобках к каждому слову будет добавлен синоним, если он был найден.
Не сочетается с поиском без морфологии, поиском по префиксу или поиском по фразе.

# исследование

Группировка

Для того, чтобы сгруппировать поисковые фразы нужно использовать скобки. Это позволяет управлять булевой логикой запроса.
Например, нужно составить запрос: найти документы у которых автор Иванов или Петров, и заглавие содержит слова исследование или разработка:

Приблизительный поиск слова

Для приблизительного поиска нужно поставить тильду "~ " в конце слова из фразы. Например:

бром~

При поиске будут найдены такие слова, как "бром", "ром", "пром" и т.д.
Можно дополнительно указать максимальное количество возможных правок: 0, 1 или 2. Например:

бром~1

По умолчанию допускается 2 правки.

Критерий близости

Для поиска по критерию близости, нужно поставить тильду "~ " в конце фразы. Например, для того, чтобы найти документы со словами исследование и разработка в пределах 2 слов, используйте следующий запрос:

" исследование разработка"~2

Релевантность выражений

Для изменения релевантности отдельных выражений в поиске используйте знак "^ " в конце выражения, после чего укажите уровень релевантности этого выражения по отношению к остальным.
Чем выше уровень, тем более релевантно данное выражение.
Например, в данном выражении слово "исследование" в четыре раза релевантнее слова "разработка":

исследование^4 разработка

По умолчанию, уровень равен 1. Допустимые значения - положительное вещественное число.

Поиск в интервале

Для указания интервала, в котором должно находиться значение какого-то поля, следует указать в скобках граничные значения, разделенные оператором TO .
Будет произведена лексикографическая сортировка.

Такой запрос вернёт результаты с автором, начиная от Иванова и заканчивая Петровым, но Иванов и Петров не будут включены в результат.
Для того, чтобы включить значение в интервал, используйте квадратные скобки. Для исключения значения используйте фигурные скобки.

Китайский учёный Ван Цзы-юнь, член экспедиции, обследовавшей памятники культуры Синьцзяна, опубликовал интересное сообщение о вновь обнаруженных каменных изваяниях и петроглифах этой северо-западной области Китая.

Уже в начале II в. до н.э. через Синьцзян был проложен из Китая на запад путь, сыгравший важную роль в культурных связях китайского народа с западными соседями. До наших дней в этих районах сохранились развалины древних буддийских храмов и прекрасная буддийская настенная живопись.

Большой интерес представляют и древние каменные изваяния, обнаруженные в области Чжаосу - Хоргос спецрайона Или, расположенного в северо-западной части Синьцзяна на границе с Казахской ССР. Они найдены на степных пастбищах или в долинах горных ущелий вблизи г. Чжаосу (в степи, называемой Аксу, в степном районе Самуташи, горном районе Акьясы, в ущелье Сяохунхай) и г. Хоргос (в горной долине Цюхэтай). Изваяния представляют собой высеченные из камня стелы, которым придана форма человеческой фигуры. На четырёх изваяниях в верхней части высечен овал лица с обозначенными глазами, ртом и носом, а на туловище изображены складки одежды и две руки, сложенные на животе. В какой-то мере, пишет Ван Цзы-юнь, общий характер фигур напоминает статуи из курганов династии Тан, однако контур лица передаёт особенности среднеазиатского типа, что ярко проявилось в изваяниях из чжаосуского Аксу и Самуташи.

Изваяние в Самуташи имеет высоту 1,45 м. Высеченные на его лице борода, усы, брови, нос, вместе с некитайским платьем, столь характерны, что напоминают облик представителя иранской народности. Изваяние из чжаосуского Сяохунхая в общей обрисовке напоминает изваяние Самуташи, но лучше сохранилось. Высота его 2,30 м. В правой руке, как и на изваянии Самуташи, изображен «винный сосуд [или же чаша (пиала. - Р.И. ) для питья кумыса], а левая рука держит край одежды». Спереди на голове высечена шапка, а сзади очень длинные волосы с украшениями. На туловище, на лбу, на руке, держащей сосуд, есть какие-то знаки, напоминающие «древнеуйгурское письмо».

Ещё одно изваяние с обрисовкой лица обнаружено в районе г. Хоргоса. В отличие от трёх предыдущих оно изображает женщину, держащую обеими руками прямо перед животом какой-то сосуд. Высота изваяния 0,9 м. Ван Цзы-юнь считает возможным по технике исполнения сблизить эти изваяния с известными каменными изваяниями из

провинции Хэнань и изваянием ханьского времени из провинции Шэньси, называемым «Ткачиха».

Такова общая характеристика изваяний из Синьцзяна. Далее Ван Цзы-юнь, обращая внимание на то, что большинство изваяний ориентировано на восток - «к восходу солнца», высказывает предположение, что изваяния были для древних кочевых племён «идолами, которым поклонялись».

Подобное определение назначения изваяний автор считает возможным аргументировать тем местом в тексте о сюнну из «Шицзи», где сказано: «сюнну... поклонялись солнцу, как началу жизни».

Касаясь вопроса о датировке каменных изваяний, автор приводит определение Н.И. Веселовского, указавшего на принадлежность аналогичных изваяний древнетюркским племенам, и со своей стороны добавляет, что, поскольку данный район Синьцзяна территориально связан с Казахстаном, синьцзянские изваяния можно считать памятниками, созданными древними усунями. Дальше Ван Цзы-юнь развивает свою мысль следующим образом: племена усунь, как часть сюнну, которые, по его мнению, были в свою очередь частью туцзюэ, распространились в районе Или в начале династии западной Хань (III в. до н.э.).

С другой стороны, данные изваяния по технике близки ханьским статуям из Центрального Китая, а поэтому их можно считать произведениями «эпохи Хань, если не более ранними».

Подобная датировка нам представляется сомнительной. Автор связывает изваяния с какой-то частью туцзюэ, тем самым датируя их III в. до н.э. Но, как известно, в китайских хрониках туцзюэ - тугю появляются только с первых веков н.э. К тому же в хрониках Суй-шу, Тан-шу и других вместе с характеристикой тугю рассказывается о создании каменных изваяний в честь покойных, но подобных подробностей нет при описании усуней. Простая ли это случайность, или же автор даёт неточную датировку изваяния? Вероятнее всего последнее, тем более, что ссылка на совпадение техники изготовления изваяний с ханьскими статуями вряд ли основательна. Эти совпадения скорее всего объясняются самим материалом, из которого сделаны изваяния, и орудиями его обработки, а не синхронностью их изготовления в каждом отдельном случае.

Вопрос о значении каменных изваяний древнетюркского времени уже давно является предметом оживлённой дискуссии. Дискуссия эта возникла в связи с расхождением между дешифрованными орхонскими текстами, согласно которым на могилах знатных тугю устанавливалось изваяние наиболее значительного врага умершего , и текстом перевода Н.Я. Бичурина из китайской хроники Суй-шу о том, что на таких могилах устанавливался «нарисованный облик покойника ».

Л.А. Евтюхова, опираясь на указанный выше текст перевода Н.Я. Бичурина и портретную технику изваяний, считает, что «каменные изваяния обозначают самих умерших». Противоположного мнения придерживается А.Д. Грач, который пишет, что «каменные изваяния изображали на Орхоне наиболее сильных, наиболее влиятельных врагов покойного тюркского кагана или знатного тюрка». Иначе рассматривает этот вопрос С.В. Киселёв, который, солидаризуясь с определением назначения изваяний, данным Л.А. Евтюховой, допускает, однако, что часть грубых изваяний, «балбалов», является изображением врагов. Наконец, А.Н. Бернштам писал, что «балбалы» «могли быть как изваяниями портретного характера, воспроизводящими похороненного, так и изображением обобщённым, воспроизводящим его слугу в потустороннем мире».

Л.А. Евтюхова и другие исследователи пользовались тем местом из хроники Суй-шу, которое в переводе Н.Я. Бичурина гласит: «В здании, построенном при могиле, ставят нарисованный облик покойника и описание сражений, в которых он находился в продолжение жизни. Обыкновенно, если он убил одного человека, то ставят один камень. У иных число таких камней простирается до ста и даже до тысячи».

Вторая часть этого отрывка даёт объяснение находимым археологами вереницам камней на тугюских могилах. Первая часть позволяла допустить, что «нарисованный облик покойника» - это и есть каменное изваяние, а «описания сражений» - это стелы, подобные той, которая установлена в честь Кюльтегина. Во всяком случае именно так понимали бичуринский перевод позднейшие исследователи.

Обратимся к китайскому подлиннику. Прежде всего следует отметить, что раздел о тугю в переводе Н.Я. Бичурина имеет ссылку на китайскую династийную историю Тан-шу (Синь-тан-шу), а в подзаголовке есть ссылки на династийные историки Чжоу-шу

Каменные изваяния из Синьцзяна: 1 - из чжаосуского Самуташи (выс. 1,45 м); 2 - из чжаосуского Аксу (выс. 1,2 м); 3 - из чжаосуского Сяохунхай (выс. 2,3 м, вид спереди); 4 - то же, вид сзади; 5 - из района г. Харгоса (выс. 0,9 м).

(Открыть Рис. в новом окне)

и Суй-шу, созданные в начальный период правления династии Тан (первая половина VII в.). Это не случайно, так как в самой Тан-шу, составленной с привлечением материалов Чжоу-шу и Суй-шу, история тугю изложена более кратко и не содержит тех сведений о погребальном обряде, которые изложены в более ранних известиях.

Династийные истории - Чжоу-шу, составленная танским историком Линху Дэ-пенем, и Суй-шу, автором которой является танский историк Вэй Чжэн, были созданы по распоряжению императора Гао-цзу, основателя танской династии (618-626). Авторы обеих историй были не только современниками, но и коллегами, состоявшими в одном учёном комитете для создания династийной истории эпохи «шести династий» - «Лю-чао» (IV-VI вв. н.э.). Насколько позволяют судить материалы китайской истории, текст Чжоу-шу был составлен раньше, чем Вэй Чжэн закончил работу над Суй-шу. В обеих историях разделы о тугю в общем почти текстуально совпадают, исключая стилистические изменения и некоторые второстепенные детали, но вместе с тем, как уже указывалось в работе А.Д. Грача, имеется существенное расхождение в одной детали описания погребального обряда тугю. Это расхождение в двух текстах, на которые ссылается Н.Я. Бичурин, по каким-то причинам не было указано ни в первом издании его труда, ни во втором. В последнем не указано также, что в тексте перевода Н.Я. Бичурина из Суй-шу допущен существенный пропуск. Ознакомимся с текстом обеих хроник (точнее - династийных историй). Приведённое выше место из текста перевода Н.Я. Бичурина должно быть переведено так:

Из Суй-шу (цзюань 84, стр. 2а): «у могилы из дерева ставят дом. Внутри его рисуют [тухуа] облик покойника, а также военные подвиги, совершённые им при жизни. Обыкновенно, если он убил одного человека, ставят один камень и так до сотни и тысячи. Если умер отец или брат, то дети и братья женятся на матери и жене брата. В течение пяти месяцев много убивают баранов и лошадей. По принесении баранов и лошадей в жертву...» (далее, как у Н.Я. Бичурина).

Это же место в Чжоу-шу (цзюань 50, стр. 4б) гласит: «По окончании похорон на могиле ставится каменный знак, другие камни много или мало [ставятся] в зависимости

от количества убитых людей [покойником] при жизни» (далее идёт тот же текст, что и в переводе из Суй-шу).

Таким образом, в текстах обеих хроник есть расхождение в подробностях описания, но нет противоречия. В одном случае указывается, что ставят каменный знак, в другом, что, если убит один, ставят один камень и т.д., но перед этим сообщается о сооружении деревянного дома, внутри которого рисуют облик покойного и картины его военных подвигов. Подробностей о домике и изображении покойного нет в Чжоу-шу. Случайны ли приведённые тексты? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к наиболее близким по времени другим династийным историям и энциклопедиям. Известно, что китайские авторы династийных историй, не говоря уже о составителях энциклопедий, очень бережно относились к сочинениям своих предшественников и, переписывая их зачастую полностью, сохранили для последующих поколений многие ценнейшие сведения, которые неминуемо могли быть утрачены.

Конечно, исследовать данный вопрос по всей обширной китайской исторической литературе не представляется возможным, но материалы, взятые из разных источников, по времени наиболее близких к Чжоу-шу и Суй-шу, позволяют сделать определённые выводы.

Остановимся на трёх источниках.

Истории династий Чжоу и Суй были использованы в более позднем памятнике той же танской династии - «Бэй-ши» (автор Ли Янь-шоу). Погребальный обряд тугю излагается здесь (цзюань 99, стр. 3б) точно так же, как в Суй-шу, исключая только указание, что дом при могиле делается из дерева (т.е. просто сказано: «у могилы ставят дом»). Тождественное описание встречается в ряде других хроник, рассматривающих те же исторические периоды, что и Бэй-ши, причём в одних упоминается деревянный дом, в других говорится о доме вообще, без указания материала, из которого он сделан. Иными словами, текст Суй-шу лёг в основу позднейших династийных историй. Что касается текста Чжоу-шу, то он лёг в основу ряда известных энциклопедий средневекового Китая. В энциклопедии Цэфу-Юаньгуй, созданной особой комиссией в 1005-1013 гг. (в период династии Сун), описание погребального обряда тугю даётся точно так же, как в Чжоу-шу (цзюань 961, стр. 21 а, б). Полное текстуальное совпадение с Чжоу-шу встречаем и в разделе об обычаях тугю написанного в XIV в. сочинения Ма Дуань-лина «Вэньсяньтункао» (цзюань 213, стр. 3б).

Следовательно, если тщательно анализировать китайские тексты, то придётся признать, что они не опровергают указания орхонских текстов о том, что каменные изваяния - это изображения врагов. Рисованное изображение покойного знатного тугю и его подвигов наносилось, вероятно, на какой-то плоскостной материал в деревянном доме при могиле. Недолговечность дерева не позволила открыть археологам эти намогильные сооружения древних тугю, но возможно, что те остатки дерева и камня с рисунками, находимые у могил тугю, о которых сообщает С.В. Киселёв в своем обширном труде «Древняя история Южной Сибири», и есть остатки этих могильных сооружений.

Опубликованный в статье Ван Цзы-юня материал, несмотря на спорность выводов автора, вновь ставит вопрос о необходимости широких совместных работ китайских и советских учёных, особенно над историей таких районов, как Синьцзян, судьбы народов которого на протяжении многих тысячелетий были тесно связаны с народами Средней Азии и Южной Сибири.