Правовое положение рабов в древнем риме. Жизнь древнего Рима Рабы рима кто мог стать рабом

стр. 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358

Валлон А. История рабства в античном мире. ОГИЗ ГОСПОЛИТИЗДАТ, М., 1941 г.
Перевод с франц. С. П. Кондратьева.
Под редакцией и с предисловием проф. А. В. Мишулина.

с.352 То, о чем я гово­рил в двух пред­ше­ст­ву­ю­щих гла­вах о про­да­же и о заня­ти­ях рабов, тре­бу­ет допол­не­ния; здесь я хочу ска­зать о их цене, мате­рии весь­ма сухой, но извест­ные иссле­до­ва­ния Дюро-де-ла-Мал­ля поз­во­лят мне быть крат­ким.

Цена рабов меня­лась в зави­си­мо­сти от вре­ме­ни; она долж­на была менять­ся и в зави­си­мо­сти от их чис­ла, их заня­тий, их заслуг и раз­лич­ных дру­гих выше­упо­мя­ну­тых мною обсто­я­тельств. Под­твер­жде­ния это­го мы нахо­дим как в исто­ри­че­ских фак­тах, так и в зако­нах.

У нас нет доку­мен­тов, касаю­щих­ся цены рабов в пер­вый пери­од рим­ской исто­рии до вто­рой Пуни­че­ской вой­ны; начи­ная с этой эпо­хи их цена при­бли­жа­ет­ся к ценам, обще­при­ня­тым в Гре­ции, вслед­ст­вие уста­но­вив­ших­ся более регу­ляр­ных сно­ше­ний меж­ду эти­ми дву­мя наро­да­ми. Таким обра­зом, про­дан­ные Ган­ни­ба­лом в Ахайе 1200 плен­ных были выкуп­ле­ны за 100 талан­тов (это, веро­ят­но, та сум­ма, за кото­рую они были куп­ле­ны), т. е. по пяти мин за чело­ве­ка (око­ло 160 руб­лей золо­том) - цена, неко­гда доволь­но высо­кая для Гре­ции, но став­шая обыч­ной для рабов в эпо­ху пре­ем­ни­ков Алек­сандра . После бит­вы при Кан­нах Ган­ни­бал, смяг­чен­ный победой, а может быть, и стес­нен­ный сво­и­ми плен­ны­ми, пред­ла­гал им сво­бо­ду на усло­ви­ях еще более лег­ких. За всад­ни­ков было назна­че­но 500 дена­ри­ев с изо­бра­же­ни­ем колес­ни­цы, за леги­о­не­ра - 300 и за раба - 100. Эти цены, не исклю­чая и цены за сво­бод­но­го чело­ве­ка, были ниже обыч­ной сто­и­мо­сти рабов, так как Тит Ливий гово­рит, что сенат, пре­не­брег­ши эти­ми плен­ны­ми, купил 8 тысяч рабов, чтобы сде­лать из них сол­дат, и запла­тил за них боль­ше того, что сто­и­ли бы ему плен­ные .

Для после­ду­ю­щих вре­мен мы, преж­де все­го, име­ем свиде­тель­ства Плу­тар­ха, гла­ся­щие, что Катон нико­гда не пла­тил за рабов доро­же 1500 драхм , при этом он имел в виду рабов здо­ро­вых, год­ных к рабо­те, спо­соб­ных управ­лять вола­ми и ходить за с.353 лошадь­ми. Но Плу­тарх, веро­ят­но, заме­нил драх­мой дена­рий , сто­и­мость кото­ро­го в совре­мен­ную ему эпо­ху при­бли­зи­тель­но рав­ня­лась сто­и­мо­сти драх­мы, но была ниже в пери­од Рес­пуб­ли­ки. Мож­но даже пред­по­ла­гать, что цена этих рабов не дости­га­ла это­го мак­си­маль­но­го пре­де­ла. В самом деле, переда­ют, что Катон в быт­ность свою цен­зо­ром оце­нил рабов в десять раз выше их дей­ст­ви­тель­ной сто­и­мо­сти, чтобы обло­жить нало­гом в 3 асса за тыся­чу тех рабов, кото­рые были моло­же два­дца­ти лет и сто­и­ли выше 10 тысяч ассов (око­ло 310 руб­лей золо­том), что в пере­во­де на гре­че­ские день­ги соста­вит немно­гим менее 900 драхм . Этим меро­при­я­ти­ем Катон хотел уда­рить не по тру­ду, а по рос­ко­ши. Весь­ма веро­ят­но, что цены, уста­нов­лен­ные им в сво­ем законе, пре­вы­ша­ли обыч­ные цены на сель­ских рабов. Закон Като­на в то же вре­мя свиде­тель­ст­ву­ет и о том, что жаж­да рос­ко­ши зна­чи­тель­но под­ня­ла цены на рабов, необ­хо­ди­мых для удо­вле­тво­ре­ния порож­ден­ных ею потреб­но­стей. Комедии Плав­та мог­ли бы пред­ста­вить это­му дока­за­тель­ства. Тем не менее эти­ми тек­ста­ми сле­ду­ет поль­зо­вать­ся с извест­ной осто­рож­но­стью, и не пото­му имен­но, что Плавт под­ра­жа­ет гре­кам, - ведь новая комедия появи­лась при­бли­зи­тель­но за пол­ве­ка до него, и рабы этой кате­го­рии не мог­ли сто­ить в Гре­ции доро­же, чем в Риме. Кро­ме того, Плавт очень сво­бо­ден в сво­их под­ра­жа­ни­ях; он без вся­ко­го стес­не­ния вво­дит рим­ские нра­вы в чисто гре­че­ские сце­ны. Что же каса­ет­ся цифр, обо­зна­чаю­щих цены рабов, то он не счи­тал необ­хо­ди­мым при­дер­жи­вать­ся рыноч­ных цен, суще­ст­во­вав­ших в то вре­мя в Риме или в ином каком-нибудь месте. Об этом мож­но судить по тому раз­но­об­ра­зию, кото­рое они пред­став­ля­ют. В комедии « Плен­ни­ки» похи­щен­ный ребе­нок был про­дан за 6 мин; в дру­гом месте две малень­кие девоч­ки - одна четы­рех, дру­гая пяти лет - были отда­ны вме­сте с их кор­ми­ли­цей за 18 мин, но без гаран­тии . Моло­дая девуш­ка куп­ле­на за 20 мин; за дру­гую запла­ти­ли 20 мин и пере­про­да­ли за 30 мин ; тако­ва же и цена любов­ни­цы Фило­ма­ха в « При­виде­нии» . Еще дру­гая, за кото­рую про­си­ли то 30 мин, то один талант, была уступ­ле­на по пер­вой цене с над­бав­кой в 10 мин за ее пла­тья и укра­ше­ния . Во вре­мя коми­че­ско­го тор­га меж­ду отцом и сыном из-за рабы­ни, кото­рой и тот и дру­гой доби­ва­лись, не смея в том при­знать­ся друг дру­гу, цена ее с 30 мин под­ня­лась до 50, при­чем отец уве­рял, что не отка­жет­ся от нее, даже если цена ей будет 100 мин (око­ло 3500 руб­лей золо­том) . Одна плен­ни­ца куп­ле­на за 40 мин, арфист­ка - за 50 (сле­ду­ет доба­вить, что ее купил ее любов­ник). Нако­нец, моло­дая девуш­ка, выда­ва­е­мая за плен­ни­цу и отли­чав­ша­я­ся гра­ци­ей и умом, была куп­ле­на за 60 мин содер­жа­те­лем пуб­лич­но­го дома, счи­тав­шим, что он таким путем обес­пе­чил свое состо­я­ние . Это раз­но­об­ра­зие цен и их повы­ше­ние мог­ли, без сомне­ния, встре­чать­ся и в дей­ст­ви­тель­ной жиз­ни, подоб­но тому как мы видим это на сцене для рабов этой кате­го­рии. Но есть и дру­гие при­ме­ры, поз­во­ля­ю­щие нам ули­чить поэта в явном пре­уве­ли­че­нии. Фило­крат, плен­ный раб, уез­жая для выпол­не­ния воз­ло­жен­но­го на него пору­че­ния, дол­жен оста­вить залог в 20 мин; слу­га Демо­на с.354 полу­ча­ет сво­бо­ду за 30 мин, при­чи­тав­ши­е­ся ему за откры­тие шка­тул­ки в « Кана­те» . Нако­нец, два пова­ра в « Кла­де» оце­ни­ва­ют себя не мень­ше чем в один талант за обо­их ; повар, как нам извест­но из гре­че­ских комедий, был пре­иму­ще­ст­вен­но фан­фа­ро­ном (хва­сту­ном), ἀλαονι­κός . Ино­гда эта сум­ма назы­ва­лась с извест­ным оттен­ком пре­зре­ния: « За талант я не куп­лю ведь милет­ско­го Фале­са!» Одна заслу­жен­ная кур­ти­зан­ка не хочет отда­вать свою дочь мень­ше чем за два талан­та, или за 20 мин в год. Прав­да, за эту цену она пред­ла­га­ет в виде гаран­тии сде­лать всех рабов в доме евну­ха­ми:



Но в ско­ром вре­ме­ни самые высо­кие цены Плав­та были пре­взой­де­ны. Жела­ли иметь не толь­ко кра­си­вых рабов, жела­ли иметь рабов, про­ис­хо­див­ших от наро­да, извест­но­го сво­ей при­вет­ли­во­стью и весе­лым нра­вом, - из Гре­ции и Алек­сан­дрии. Прав­да, с тех пор как эти стра­ны были пре­вра­ще­ны в про­вин­ции, ста­ло труд­нее полу­чать рабов оттуда, но жаж­да рос­ко­ши, более силь­ная, чем все направ­лен­ные про­тив нее зако­ны, овла­де­ла всей зна­тью. Ее при­чуд­ли­вые фан­та­зии, став­шие более тре­бо­ва­тель­ны­ми и мно­го­чис­лен­ны­ми, под­ня­ли, само собой разу­ме­ет­ся, цены на подоб­но­го рода рабов. Уже Катон него­до­вал на то, что за кра­си­во­го слу­гу пла­ти­ли доро­же, чем за уча­сток зем­ли . Мар­ци­ал упо­ми­на­ет о целых наслед­ствах, истра­чен­ных на покуп­ку жен­щин и под­рост­ков, за кото­рых пла­ти­ли по 100 тысяч сестер­ций . Пли­ний при­во­дит очень харак­тер­ный при­мер такой про­да­жи, назы­вая име­на про­дав­ца и поку­па­те­ля .

Рим­лян тол­ка­ла на эту рас­то­чи­тель­ность не толь­ко пого­ня за чув­ст­вен­ны­ми удо­воль­ст­ви­я­ми, но и умст­вен­ные запро­сы, инте­рес к лите­ра­ту­ре и искус­ству: это были бла­го­род­ные пло­ды циви­ли­за­ции, сво­бод­но созре­вав­шие под солн­цем Элла­ды, но в Риме пока еще тре­бо­ва­лось посто­ян­ное руко­вод­ство ино­стран­цев для заня­тия ими. Впро­чем, знат­ные лица ино­гда счи­та­ли ниже сво­е­го досто­ин­ства зани­мать­ся эти­ми искус­ства­ми лич­но, пола­гая, что име­ют пол­ное пра­во заста­вить их слу­жить себе за день­ги. Тор­гов­цы вся­че­ски ста­ра­лись удо­вле­тво­рить эти потреб­но­сти: с этой целью они пору­ча­ли вос­пи­ты­вать для себя лите­ра­то­ров и худож­ни­ков. В чис­ле их было мно­го и никуда негод­ных пев­цов и грам­ма­ти­ков, такой « шуше­ры» , как певец, про­дан­ный вме­сте с Эзо­пом за тыся­чу обо­лов, и тот грам­ма­тик, за кото­ро­го запла­ти­ли 3 тыся­чи обо­лов, или пять мин. Но не все­гда мож­но было най­ти таких рабов, каких хоте­ли, а обу­че­ние их сто­и­ло очень доро­го. Это под­твер­жда­ет­ся при­ме­ром Саби­на, о кото­ром нам толь­ко что рас­ска­зы­вал Сене­ка и кото­рый, чтобы иметь сво­е­го раба « Гоме­ра» , сво­е­го раба « Геси­о­да» и сво­е­го раба « Пин­да­ра» , дол­жен был запла­тить по 100 тысяч сестер­ций за каж­до­го. Еще доро­же пла­ти­ли за то, чтобы вла­деть рабом, полу­чив­шим уже извест­ность. Квинт Лута­ций Катул купил Даф­ни­са за 700 или 800 тысяч сестер­ций - дока­за­тель­ство ува­же­ния и богат­ства. Он оста­вил за собой толь­ко пра­во патро­на­та и пра­во, передать ему свое имя - Лута­ций Даф­нис .

с.355 Итак, в этой сфе­ре мы не можем уста­но­вить ника­ких пре­дель­ных норм, а сле­до­ва­тель­но, и сред­них дан­ных. Одна­ко же в дру­гих слу­ча­ях встре­ча­ют­ся оцен­ки более уме­рен­ные, и пото­му они могут казать­ся более обыч­ны­ми; но они тем более опас­ны; поэто­му имен­но здесь кри­ти­ка долж­на при­нять во вни­ма­ние все обсто­я­тель­ства, чтобы не заблудить­ся в лаби­рин­те лож­ной индук­ции. Так, оце­ни­вая раба-рыба­ка в 6 тысяч сестер­ций, ссы­ла­ют­ся на Юве­на­ла: это сто­и­мость рыбы пал­ту­са (тюр­бо), кото­рую автор сде­лал столь про­слав­лен­ной. Прав­да, он при­бав­ля­ет: « …Может быть, было б дешев­ле купить рыба­ка само­го, чем эту самую рыбу» . Но, в самом деле, мож­но ли счи­тать эту оцен­ку в 6 тысяч сестер­ций общей для всех рыба­ков? Конеч­но, нет, так же как нель­зя при­пи­сы­вать Пли­нию подоб­ную же оцен­ку преж­не­го раба-ору­же­нос­ца лишь пото­му, что он утвер­жда­ет, что в его вре­мя соло­вьи сто­ят доро­же, при­бав­ляя при этом, что за одно­го из них было запла­че­но 6 тысяч сестер­ций . Эти тек­сты сами по себе не име­ют тако­го зна­че­ния. И во всех этих слу­ча­ях сле­ду­ет осте­ре­гать­ся делать слиш­ком поспеш­ные заклю­че­ния от част­но­го к обще­му. Кому при­дет в голо­ву опре­де­лять обыч­ную цену гла­ди­а­то­ров на осно­ва­нии свиде­тель­ства Све­то­ния, что одна­жды за Сатур­ни­ном оста­ви­ли 30 гла­ди­а­то­ров за 9 мил­ли­о­нов сестер­ций? Так как доб­рый пре­тор заснул во вре­мя про­да­жи рабов, то Кали­гу­ла ради заба­вы при­ни­мал пока­чи­ва­ние его голо­вы за изъ­яв­ле­ние согла­сия на над­бав­ку . Оце­ни­вая хоро­ше­го раба-вино­гра­да­ря в 8 тысяч сестер­ций, ссы­ла­ют­ся на более серь­ез­ное свиде­тель­ство Колу­мел­лы. Он начи­на­ет с утвер­жде­ния, что, как пра­ви­ло, вино­гра­да­рей выби­ра­ют сре­ди самых деше­вых рабов, но что он, напро­тив, отно­сит их к самым цен­ным; что он не счи­та­ет цену слиш­ком высо­кой, если он запла­тит за хоро­ше­го вино­гра­да­ря 8 тысяч сестер­ций, - столь­ко же, сколь­ко за 7 юге­ров вино­град­ни­ка . Это, если мож­но так выра­зить­ся, ско­рее цена про­из­воль­ная, чем насто­я­щая оцен­ка; она не дает ника­ких ука­за­ний для нуж­ных вычис­ле­ний.

Но име­ет­ся целый ряд дру­гих оце­нок, не вызы­ваю­щих подоб­ных сомне­ний. Мар­ци­ал, рас­ска­зы­вая о про­да­же одной жен­щи­ны, гово­рит, что если бы тор­го­вец не допу­стил неко­то­рой оплош­но­сти, то за нее мог­ли бы дать 600 дена­ри­ев ; в дру­гом месте речь идет о рабе, куп­лен­ном за 1300 дена­ри­ев . Один отры­вок Пет­ро­ния, при­во­ди­мый, как и преды­ду­щий, Дюро-де-ла-Мал­лем, име­ет, как мне кажет­ся, более общее зна­че­ние и более широ­кое при­ме­не­ние. Тыся­ча дена­ри­ев обе­ща­ет­ся тому, кто при­ведет или ука­жет место­пре­бы­ва­ние бег­ло­го раба . Это, конеч­но, про­стое воз­на­граж­де­ние, а не цена раба, а Дюро-де-ла-Малль пред­по­ла­га­ет, что воз­на­граж­де­ние долж­но быть ниже цены раба, чтобы его хозя­ин был заин­те­ре­со­ван в воз­вра­ще­нии сво­е­го невер­но­го слу­ги. Но не сле­ду­ет забы­вать, что он мог быть вдвойне заин­те­ре­со­ван. Бег­лый раб пред­став­лял для него свою лич­ную сто­и­мость, а кро­ме того, воз­на­граж­де­ние, кото­рое мож­но было тре­бо­вать с того, кто его при­ютил: вспом­ним ост­ро­ум­ный ком­мен­та­рий Летрон­на к алек­сан­дрий­ско­му объ­яв­ле­нию, касаю­ще­му­ся бежав­ше­го раба . с.356 Рим во все эпо­хи нала­гал на укры­ва­те­лей подоб­но­го рода штра­фы: закон Кон­стан­ти­на при­суж­да­ет их к упла­те двой­ной сто­и­мо­сти раба, поэто­му гос­по­дин вполне мог обе­щать экви­ва­лент насто­я­щей сто­и­мо­сти тому, кто доне­сет. Я знаю, что в дан­ном слу­чае не дела­ет­ся раз­ли­чия меж­ду обрат­ным при­во­дом и доно­сом: это про­стой слу­чай иска о взыс­ка­нии убыт­ков. Но, с дру­гой сто­ро­ны, заме­тим, что речь идет о рабе для рос­ко­ши, о моло­дом кра­си­вом рабе . Чтобы полу­чить его обрат­но, гос­по­дин не оста­но­вит­ся перед упла­той пол­ной сто­и­мо­сти; а в том слу­чае, если бы он сто­ил боль­ше, то сум­ма, пред­ло­жен­ная тому, кто его вернет, мог­ла быть не мень­ше сто­и­мо­сти более про­стых рабов. Оцен­ка, дан­ная Гора­ци­ем в выше­при­веден­ном отрыв­ке, отно­сит­ся к рабу той же кате­го­рии. Он молод, кра­сив, обра­зо­ван, скро­мен и, несмот­ря на это, скло­нен к побе­гам; но недо­ста­ток, объ­яв­лен­ный без пре­до­став­ле­ния гаран­тии, так лов­ко мас­ки­ру­ет­ся похва­ла­ми, что поку­па­тель дума­ет, что он совер­шил выгод­ную сдел­ку, купив его за 8 тысяч сестер­ций. Цена более высо­кая, чем в преды­ду­щем слу­чае, но это не долж­но нико­го удив­лять, так как для этой груп­пы слуг при­хо­дит­ся допу­стить повы­ше­ние сред­ней сто­и­мо­сти.

Эти цены и цены близ­кие им встре­ча­ют­ся так­же в неко­то­рых над­пи­сях. Обы­чай осво­бож­дать рабов под видом про­да­жи их боже­ству про­дол­жал­ся в Гре­ции вплоть до эпо­хи рим­ско­го вла­ды­че­ства. Не гово­ря уже о ценах, кото­рые на осно­ва­нии одно­го лишь посте­пен­но­го повы­ше­ния мож­но отне­сти к дан­ной эпо­хе (10, 15 и 20 мин), есть и дру­гие пока­за­те­ли, кото­рые опре­де­ля­ют эпо­ху той валю­той, в кото­рой они выра­же­ны, и тем видом монет, в кото­рых они обо­зна­че­ны. Так, в Тифо­рее мы нахо­дим рабу, оце­нен­ную в тыся­чу дена­ри­ев, а в дру­гой над­пи­си - двух жен­щин, выкуп­лен­ных вме­сте за 3 тыся­чи дена­ри­ев . Этот выкуп, как мы виде­ли, дан­ный при посред­ни­че­стве бога, пред­став­лял собой сто­и­мость раба; и цена долж­на была быть более или менее оди­на­ко­вой в Риме и в Гре­ции для одной и той же эпо­хи.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • «Дока­за­тель­ст­вом их мно­же­ства слу­жит то, что Поли­бий пишет, что у ахе­ян все это дело про­шло за 100 талан­тов; они уста­но­ви­ли цену за каж­до­го чело­ве­ка, кото­рый воз­вра­щал­ся хозя­е­вам, по 500 дена­ри­ев. По это­му рас­че­ту в Ахее их было тыся­ча две­сти чело­век» (). Надо напом­нить, что талант рав­нял­ся 60 минам, или 6 тыся­чам драхм. Тит Ливий при­пи­сы­вал дена­рию сто­и­мость драх­мы, хотя он сто­ил немно­го мень­ше. Но допус­кая, что запла­ти­ли 100 талан­тов за 1200 плен­ных, или 5 мин за каж­до­го чело­ве­ка, мож­но при­знать, что для выку­па сво­бод­но­го чело­ве­ка эта явля­ет­ся ценой невы­со­кой. Что каса­ет­ся дена­рия (рав­но­го 10 ассам, или 4 сестер­ци­ям), то Дюро-де-ла-Малль счи­та­ет его рав­ным 0,87 сан­ти­ма для 244 г. до н. э. и 0,78 сан­ти­ма от 241 до 44 г. до н. э.; 1 фран­ку 12 сан­ти­мам во вре­мя Цеза­ря; 1 фран­ку 8 сан­ти­мам при Авгу­сте и 1 фран­ку или немно­гим боль­ше - при Тибе­рии и Анто­ни­нах («Рим­ская поли­ти­че­ская эко­но­мия», т. I, стр. 448 и 450, табл. XII и XIV).
  • ; сравн. Флор, II, 6, 23. Во вре­мя враж­деб­ных дей­ст­вий, кото­рые пред­ше­ст­во­ва­ли бит­ве при Кан­нах, меж­ду Фаби­ем и Ган­ни­ба­лом было услов­ле­но в силу дого­во­ра об обмене плен­ных, чтобы изли­шек плен­ных с той или дру­гой сто­ро­ны опла­чи­вал­ся из рас­че­та 2 1 ∕ 2 фун­та сереб­ра за голо­ву (). Плу­тарх, вос­про­из­во­дя этот эпи­зод в «Жиз­не­опи­са­нии Фабия» (7), гово­рит о 250 драх­мах, при­да­вая, таким обра­зом, фун­ту сереб­ра сто­и­мость одной мины. Со сво­ей сто­ро­ны Авл Гел­лий (но, конеч­но, его авто­ри­тет не дол­жен пере­ве­ши­вать авто­ри­те­та выше­при­веден­но­го тек­ста Тита Ливия) утвер­жда­ет, что после бит­вы Ган­ни­бал удо­воль­ст­во­вал­ся 1 1 ∕ 2 фун­та­ми сереб­ра (VII, 18).
  • В Древнем Риме в период между III в. до н. э. и II в. н. э. рабовладельческий строй достиг наибольшего развития. Поэтому возникновение, расцвет и упадок рабовладельческого общества лучше всего можно проследить, изучая историю Древнего Рима.

    Рабы появились в Риме с незапамятных времен, когда он был маленьким городом, центром примитивного земледельческого народа. Римляне жили тогда большими семьями - фамилиями. Возглавлял семью «отец фамилии». Он распоряжался всем имуществом семьи, а также трудом, судьбой и самой жизнью своих детей, внуков, правнуков и немногочисленных рабов, принадлежавших к фамилии. Рабы по положению тогда еще не очень отличались от свободных членов фамилии, подчиненных ее главе. Те и другие не могли иметь своего имущества, перед законом их представлял «отец фамилии», все они участвовали в культе покровителей фамилии - богов Ларов. У имевшегося в каждом доме алтаря Ларов раб искал спасения от гнева господина.

    Различие между свободными и несвободными членами фамилии проявлялось только после смерти ее главы: свободные сами становились полноправными «отцами» своих фамилий, а рабы вместе с другим имуществом переходили к наследникам умершего главы фамилии. В ту пору рабы еще до некоторой степени признавались людьми. Они сами отвечали за преступления, совершенные против посторонних лиц, хотя бы и сделанные по приказу хозяина. В условиях натурального хозяйства, когда каждая фамилия сама обеспечивала свои хозяйственные нужды и редко покупала что-либо на стороне, еще не было надобности чрезмерно эксплуатировать рабов, трудившихся вместе с господином и его семьей. Однако постепенно положение менялось. Непрерывные победоносные войны за землю и добычу превратили Рим в центр огромной державы.

    Приток материальных ценностей, знакомство с высокой культурой и более утонченным образом жизни Древней Греции и восточных государств со временем изменили старый крестьянский Рим. Войны, участие в эксплуатации завоеванных провинций обогатили многих римлян. Они скупали земли, строили для себя новые городские дома и сельские виллы, приобретали произведения искусства и предметы роскоши, давали детям хорошее образование.

    Для всего этого требовались деньги. Нажить их можно было продажей сельскохозяйственной и ремесленной продукции. Сил членов семьи для ее разраставшегося производства уже не хватало, к тому же богатые люди стали презирать физический труд. Свободные же бедняки предпочитали вербоваться в армию, работать на больших строительствах, предпринимавшихся государством, или жить на государственное пособие, которое выплачивалось бедным гражданам за счет военной добычи и дани с провинций. Поэтому основной рабочей силой в сельском хозяйстве и ремесле становились рабы, и число их все возрастало. Именно в этих отраслях использовалась основная масса римских рабов.

    Но рабы были нужны не только для производства товаров. Росла страсть римлян к зрелищам, особенно к боям гладиаторов, и гладиаторские школы пополнялись рабами. Богатые римляне обзаводились многочисленными слугами, среди которых были не только повара, кондитеры, цирюльники, горничные, конюхи, садовники и т. п., но и ремесленники, библиотекари, врачи, педагоги, актеры, музыканты. Политические деятели нуждались в достаточно ловких и образованных доверенных агентах, всецело от них зависевших. Рабы проникали во все сферы жизни, росло их число, множились их профессии.

    Рабами становились дети рабынь. В рабство попадали задолжавшие римским дельцам провинциалы. Рабов скупали в провинциях, привозили из-за рубежа. Их поставляли на специальные рынки пираты, которые захватывали людей на кораблях и в прибрежных селениях. На невольничьих рынках выше всего ценились уроженцы Греции и Малой Азии, обученные ремеслам, а иногда и наукам. За них платили по нескольку десятков тысяч сестерциев.

    Но основное количество рабов в III-I вв. до н. э. Рим получал в результате завоевательных войн и карательных экспедиций. Захваченных в бою пленников и жителей мятежных провинций обращали в рабство. Так, при расправе над восставшим Эпиром одновременно было продано в рабство 150 тыс. человек. В сельском хозяйстве трудились италики, галлы, фракийцы и македонцы. В среднем простой раб стоил 500 сестерциев, примерно столько же, сколько стоила 1/8 га земли.

    В III в. до н. э. был издан закон, приравнивавший раба к домашнему животному. Раба называли «говорящим орудием». Отныне за любые действия раба отвечал его хозяин. Раб обязан был ему слепо повиноваться, даже если господин приказывал ему совершить убийство или грабеж. Хозяин мог его убить, заковать в цепи, заточить в домашнюю тюрьму (эргастул), сдать в гладиаторы, сослать на работу в рудники. И уж, конечно, только сам владелец определял, сколько часов в день должен трудиться раб и как следует его содержать. Особенно тяжким было положение сельских рабов. Знаменитый деятель II в. до н. э. Катон Цензор, создавший руководство по ведению сельского хозяйства, сводил рацион рабов до необходимого минимума. Он считал, что раб должен за день наработаться так, чтобы вечером заснуть мертвым сном: тогда ему не будут приходить в голову нежелательные мысли. Выходить за границы имения, общаться с посторонними, даже участвовать в религиозных церемониях рабу запрещалось. По закону раб не мог иметь семьи, его родственные связи не признавались. Лишь в виде особой милости господин мог разрешить рабу завести некое подобие семьи и воспитывать своих детей.

    Несколько иным было положение рабов в городском ремесле. Умелых мастеров, чьи изделия отвечали вкусам взыскательного покупателя, нельзя было заставить работать только из-под палки. Им часто предоставляли некоторую самостоятельность, давали возможность собрать деньги на выкуп. Городские рабы повседневно общались со свободными ремесленниками и трудящейся беднотой, входили иногда в их профессиональные и религиозные объединения - коллегии.

    Особое место занимали образованные рабы. Их хорошо содержали, часто отпускали на свободу, и в последние два века республики из их числа вышли многие деятели римской культуры. Так, отпущенными на волю рабами были первый римский драматург и организатор римского театра Ливии Андроник и знаменитый комедиограф Теренций. Большинство врачей и преподавателей грамматики (включавшей и литературоведение) и ораторского искусства составляли вольноотпущенники.

    Положение той или иной группы рабов определяло и ее место в классовой борьбе. Городские рабы обычно выступали вместе со свободной беднотой. Сельские рабы не имели союзников, но, как самые угнетенные, они были и наиболее активными участниками восстаний II-I вв. до н. э. В эти века бурного развития рабовладения и особенно жестокой эксплуатации рабов классовая борьба носила очень острый характер. Рабы бежали за границы римской державы, убивали господ, во время войн переходили на сторону противников ненавистного им Рима и во II в. до н. э. не раз поднимали восстания.

    В 138 г. до н. э. в Сицилии, где в то время было множество пленных рабов из Сирии и Малой Азии, началась первая большая война рабов. Восставшие выбрали своим царем Эвна, принявшего обычное для сирийских царей имя Антиоха. Вторым их вождем был выдвинут уроженец Киликии - Клеон. При вождях состоял выборный совет. Повстанцам удалось захватить значительную часть Сицилии и в течение шести лет, до 132 г. до н. э., успешно отражать натиск римских легионов. Лишь с большим трудом римляне овладели крепостями повстанцев Энной и Тавромением, подавили восстание и расправились с его вождями.

    Остатки древнеримской мельницы.

    Но уже в 104 г. до н. э. в Сицилии вспыхнуло новое восстание рабов. Снова были избраны совет и два вождя - провозглашенный царем Трифон и Афенион. Они захватили обширную территорию. Только в 101 г. до н. э. повстанцы были разгромлены и их столица Триокало захвачена. Сицилийские восстания вызвали отзвук и среди рабов Италии, поднявших мятежи в нескольких городах.

    Земледельческие работы. Римская мозаика. Северная Африка. III в. н. э.

    Наивысшего напряжения борьба рабов достигла в восстании Спартака. В 74 г. до н. э. 78 гладиаторов, среди которых был и фракиец Спартак, бежали из гладиаторской школы в Капуе; беглецам удалось захватить повозки с оружием для гладиаторов. Они обосновались на вулкане Везувий, куда стали стекаться бежавшие из окрестных имений рабы. Вскоре их отряд дошел до 10 тыс. человек. Вождем был избран Спартак - талантливейший организатор и полководец. Когда против рабов выступил трехтысячный отряд под командой Клодия, занявший подступы к Везувию, воины Спартака сплели из виноградных лоз канаты и по ним неожиданно спустились с неприступной кручи в тыл Клодию, откуда они нанесли ему сокрушительный удар. Новые победы позволили Спартаку завладеть значительной частью южной Италии. В 72 г. до н. э., имея уже 200 тыс. человек, он двинулся на север. Против восставших были посланы армии под командованием обоих римских консулов. Спартак разгромил их и достиг города Мутина на севере Италии.

    Внутренний вид римского Колизея. Видны расположенные под ареной служебные помещения для гладиаторов и клетки для диких зверей.

    Некоторые историки считают, что Спартак стремился перейти Альпы и вывести рабов в еще свободные от римского ига земли. Другие полагают, что он намеревался, увеличив еще больше свое войско, идти на Рим. И действительно, хотя из Мутины путь к Альпам был открыт, а римское правительство еще не располагало силами, чтобы преградить Спартаку путь на север, он снова повернул на юг. Он задумал пройти всю Италию, привлекая новых повстанцев, затем переправиться на кораблях пиратов в Сицилию и там поднять многочисленных рабов. Тем временем правительство успело собрать армию, во главе которой стал Красе - видный политический деятель и богатейший человек Рима. Жестокими карами, прибегая к децимации - казни каждого десятого солдата в частях, оказавшихся неустойчивыми, Красе восстановил дисциплину в своих отрядах. Двигаясь вслед за Спартаком, он оттеснил повстанцев на Бруттийский полуостров. Они оказались между морем и римским войском. Пираты обманули Спартака, не дали судов и сорвали план переправы в Сицилию. В героическом порыве Спартак сумел прорваться через укрепления Красса в Луканию. Здесь и произошла последняя битва с Крассом. Спартак был убит, его армия разгромлена. Тысячи повстанцев были распяты на крестах. Лишь немногие спаслись, они еще несколько лет продолжали борьбу и в конце концов были перебиты. В. И. Ленин называл Спартака одним из самых выдающихся героев одного из самых крупных восстаний рабов. Почему же рабы не могли победить? Победоносная революция возможна лишь тогда, когда существующий способ производства уже изжил себя, когда на смену ему идет новый, более передовой. Рабовладельческий же способ производства был тогда в самом расцвете и еще продолжал развиваться. Никакой программы переустройства общества у рабов не было. Рим был на вершине своего военного и политического могущества. И хотя между римской беднотой и богатой знатью шла острая борьба (см. ст. «Борьба за землю в Древнем Риме»), сельские рабы не нашли союзников среди римских граждан. Восстания сельских рабов, на труде которых зиждилась основная отрасль римского хозяйства, пугали не только богатых, но и бедных. Наконец, и сами рабы, поставленные вне закона, вне общества граждан, разобщенные, не имевшие никакой организации, уроженцы различных стран, не могли осознать себя единым классом.

    Гладиаторы. Римская мозаика.

    После гибели Спартака больших восстаний рабов Рим уже не знал. Но рабы никогда не прекращали свою борьбу, протекавшую в разных формах. Репрессия против рабов усилились в конце I в. до н. э., когда после гражданских войн единоличным правителем государства в 27 г. до н. э. стал император Август. При нем сбежавших во время гражданских войн рабов казнили или возвращали господам, под страхом смерти рабам запрещалось вербоваться в воинские части, что иногда допускалось во время гражданских войн. Был издан закон: если господина убивали, всех рабов убитого, находившихся под одной кровлей или на расстоянии окрика, подвергали пыткам и казнили за то, что они не пришли на помощь. «Ибо, - гласил закон, - рабу надлежит ставить жизнь и благо господина выше своих собственных».

    События последних лет республики показали, что отдельные господа уже бессильны противостоять рабам. С установлением империи функцию их подавления государство взяло на себя. Вместе с тем, боясь выступлений доведенных до отчаяния рабов, императоры были вынуждены все более ограничивать самоуправство господ. Рабы особенно жестоких хозяев могли просить императорских чиновников, чтобы их принудительно продали более человечным владельцам. У господ было отнято право убивать рабов, отдавать их в гладиаторы и на рудники, постоянно держать в эргастулах и оковах. Такие наказания отныне мог налагать только суд.

    В I в. до н. э.- I в. н. э. сельское хозяйство и ремесло в Италии достигли очень высокого уровня. Однако расцвет рабовладельческого производства был недолгим. Несмотря на все старания хозяев, производительность рабского труда повышалась мало. Рабы по-прежнему ненавидели господ, при случае убивали их, уходили в отряды разбойников, бежали за границы империи, переходили к ее врагам. «Проворство и ум в рабе, - писал агроном IV в. н. э. Палладий,- всегда близки к неповиновению и злоумышлению, тупость же и медлительность - к добродушию и покорности». А другой агроном I в.н.э. - Колумелла, советуя не пожалеть 8000 сестерциев на покупку ученого виноградаря, замечает, что таких виноградарей из-за их более живого ума и строптивости приходится ночью держать в эргастулах и выгонять на работу в колодках. Рабов нельзя было заставить работать с тщательностью, диктуемой агрономическим опытом. Сельское хозяйство перестало прогрессировать. Тот же Колумелла писал: «Дело не в небесном гневе, а в нашей вине. Мы отдаем сельское хозяйство, как палачу на расправу, самому негодному из рабов».

    Чем обширнее было поместье, тем труднее было следить за рабами, поэтому раньше других пришли в упадок крупные хозяйства - латифундии. Не удивительно, что во II-III вв. н. э. обширные земельные пространства в латифундиях оставались необработанными и приходили в запустение.

    Жизнь заставила самих рабовладельцев изменить условия жизни и труда рабов не только в ремесле, но и в сельском хозяйстве. Чтобы заинтересовать раба в результатах его труда, землевладельцы нередко выделяли ему собственное хозяйство - пекулий, включавшее землю, орудия производства, а иногда и других рабов. Формально владельцем пекулия оставался господин, но раб, обладатель пекулия, отдавал ему только часть продукта, остальное сохранял для своей семьи. Еще чаще раба отпускали на волю бесплатно или за выкуп, но с тем чтобы часть времени отпущенный работал на господина. Во II-III вв. н. э. большая часть земли в латифундии дробилась на мелкие участки, сдававшиеся в аренду рабам, вольноотпущенникам и свободным. Такие арендаторы назывались колонами. Так же дробились на части и сдавались в аренду большие мастерские.

    К концу Римской империи рабы не исчезли, но были оттеснены на задний план колонами. В то же время колоны попадали во все большую зависимость от землевладельца, а в начале IV в. н. э. они были прикреплены к земле. И независимо от того, был ли колон (держатель участка, посаженный на землю) раб или свободнорожденный, его продавали вместе с его участком.

    Колоны же теперь стали главными участниками классовой борьбы. Они поднимали восстания, длившиеся с III по V в. н. э. Ослабляя империю, эти восстания облегчили соседним с империей народам победу над ней.

    Колоны были уже предшественниками средневековых крепостных крестьян. С кризисом рабовладельческого способа производства зарождались новые феодальные отношения (подробнее об этом см. ст. «Европа на рубеже древности и средних веков»). Рабство, первоначально способствовавшее расцвету сельского хозяйства, ремесла, политической мощи и культуры Рима, в конце концов из-за непримиримых противоречий между рабами и рабовладельцами привело к окончательному упадку и гибели римскую державу.


    ВВЕДЕНИЕ

    РАБСТВО В ДРЕВНЕМ РИМЕ

    1 Рабовладельческий строй в Риме

    2 Источники рабства

    РАБЫ В ДРЕВНЕМ РИМЕ

    1 Стратификация рабов

    2 Обращение с рабами

    ЗАКЛЮЧЕНИЕ


    ВВЕДЕНИЕ


    Основным производящим классом римского общества был класс рабов. В II-Iвв.до н.э. потребность в рабах для рабовладельческих хозяйств Италии удовлетворялась за счет порабощения завоеванных римлянами народов Средиземноморья. Во II-Iвв. до н.э. Римская империй распространялась до Атлантического океана на Западе, пустыни Сахары на Юге, непроходимых лесов Центральной Европы на Севере, на Востоке предел римским завоеваниям поставила могущественная Парфянская держава. Большие завоевательные войны, выбрасывающие на рабский рынок громадные массы рабов, становятся все более и более редкими. Римские императоры II в. до н. э. вели много пограничных войн, которые, хотя и пополняли рабами рынок империи, однако общее количество рабов, получаемых из этого источника, сократилось по сравнению с предшествующим временем. А это происходило в то время, когда распространяющиеся рабовладельческие хозяйства все более нуждались в рабской силе. Несоответствие спроса и предложения привело к повышению цен на рабов (с 400-500 дендрариев во II-Iвв. до н. э. до 600-700 дендрариев во II в. до н.э.). Во II-Iвв. до н.э. было выгоднее купить раба на рынке, чем воспитывать его в своем хозяйстве. Во II в. до н.э. повысилась роль внутренних источников рабства, поэтому заинтересованные в увеличении своей рабской армии рабовладельцы были вынуждены пойти на изменение бытового положения рабов: в сельских поместьях и в городах увеличилось количество женщин- рабынь, рабам разрешают создание подобия семьи. Поощрения семейных отношений среди рабов сменило прежний полуказарменный быт. В источниках сообщается о детях -рабах, об их воспитании, их купле- продаже. В некоторых рабских семьях было много детей. Такие, родившиеся в рабстве, дети (их называли Варнами) были послушны, обучены какому-либо делу, привязаны к месту жительства своих родителей и высоко ценились. Развитие семейных отношений в среде рабов увеличивало рабское население Империи.

    Поощрение семейных отношений заставило рабовладельцев выделять некоторое имущество для рабской семьи: несколько голов скота, участок земли, хижину, орудия труда для занятия каким-нибудь ремеслом, небольшую лавку и т.п. это имущество, выделенное господином и переданное в пользование рабам, называлось пекулием. Господин в любое время мог отнять дарованный пекулий. Для IIв. до н.э. характерно распространение пекулия.

    Когда победоносные войны выбрасывали на рынок громадные толпы дешевых рабов, а сами рабы содержались в казарме, рабовладелец старался выжать из рабов как можно быстрее больший прибавочный продукт, Обессилившего или болезненного раба продавали или просто выбрасывали, так как рабовладелец мог купить на рабском рынке нового раба по дешевой цене. Во II в. до н.э. рабовладельцу было не выгодно доводить эксплуатацию раба до такой степени, чтобы он быстро терял силы и здоровье. В связи с этим изменяется не только бытовое, но и юридическое положение рабов.

    В римском праве распространяется взгляд, согласно которому свобода человека объявляется «естественным состоянием», свойственным человеку как таковому, а следовательно, и рабу. Рабство противоречит природе, хотя оно признается учреждением всех народов, иначе говоря - рабом не рождаются, а становятся.

    Проблема рабства, рабов, в жизни античного общества всегда вызывала интерес у отечественных и зарубежных ученых.

    Среди них выделяются отечественные историки В.П.Кузищин, Е.Н.Штаерман, С.А.Жебелев, Я.Ю.Заборовский, А.В.Коптев, В.В.Курицын и др. Зарубежные историки М. Финли, Р. Дункан - Джонс, К.Грин, К. Поланьи.

    Одни из них Финли. Р. Дункан-Джонс считают античную экономику примитивной, не имеющей феноменов. Другие - К. Гонкинс «Господа и рабы» считают, что античное общество развивается по социологическим законам капиталистического мира. Отечественные историки-антиковеды мало занимались социо-экономическими проблемами древнего Рима. В статье В.В.Курицына «Экономика и политика в античном обществе» впервые поставлена проблема особенности функционирования экономики древнеримского общества. В ней отмечается, что классическое рабство, возникнув, стало оказывать огромное, во многом определяющее воздействие на дальнейшую судьбу античного мира. Развитие рабовладельческого хозяйства обусловило развитие торговли и денег. Поэтому выбор темы не случаен.

    Объект курсовой работы: рабство в Древнем Риме.

    Предмет курсовой работы: история Древнего Рима.

    Цель курсовой работы - рассмотреть особенности классического рабства в Древнем Риме.

    Задачи исследования:

    - описать особенности жизни Древнего Рима;

    - рассмотреть социальную стратификацию рабов Древнего Рима;

    - рассмотреть экономические и внеэкономические методы принуждения;

    -рассмотреть обращение с рабами в Древнем Риме.

    Гипотеза исследования: предположение о том, что отношения классического рабства не могли не приводить к усилению роли внеэкономических методов господства, которые переплетались с экономическими, образуя их органическое единство, составляя особенность классического рабства как общественной системы.

    Теоретическая значимость в собранном материале, который может быть полезен всем интересующимся данной проблемой.

    Структура курсовой работы соответствует цели и задачам исследования и включает в себя введение, две главы, четыре параграфа, заключение и список использованных источников.


    1. РАБСТВО В ДРЕВНЕМ РИМЕ


    1 Рабовладельческое общество в Риме


    Развитие рабовладения в Риме. Концентрация земель и образование латифундий. Со второй половины II в. до н.э. начинается период наивысшего развития рабовладельческого способа производства в римском обществе. Завоевательные войны, которые велись римлянами примерно в течение 120 лет в бассейне западного, а затем и восточного Средиземноморья, содействовали притоку на невольничьи рынки огромных масс рабов. Еще во время первой Пунической войны взятие Агригента (262 г.) дало римлянам 25 тысяч пленных, которые и были проданы в рабство. Шесть лет спустя консул Регул, одержав победу над карфагенянами при мысе Экноме (256 г.), отправил в Рим 20 тысяч рабов. В дальнейшем эти цифры неуклонно растут. Фабий Максим при взятии Тарента в 209 г. продал в рабство 30 тысяч жителей. В 167 г. при разгроме городов Энира консулом Эмилием Павлом было продано в рабство 150 тысяч человек. Окончание III Пунической войны (146 г.) ознаменовалось продажей в рабство всех жителей разрушенного Карфагена. Даже эти отрывочные, разрозненные и, видимо, далеко не всегда точные цифры, приводимые римскими историками, дают представление о тех многотысячных массах рабов, которые хлынули в Рим.

    Огромный количественный рост рабов привел к качественным изменениям в социально-экономической структуре римского общества: к преобладающему значению рабского труда в производстве, к превращению раба в основного производителя римского общества. Эти обстоятельства и знаменовали собой полную победу и расцвет рабовладельческого способа производства в Риме.

    Но преобладание рабского труда в производстве неизбежно приводило к вытеснению мелкого свободного производителя. Так как Италия в это время продолжала сохранять характер аграрной страны, то здесь этот процесс, в первую очередь, и наиболее наглядно развернулся в области сельскохозяйственного производства, причем он складывался из двух неразрывно связанных между собой явлений: концентрации земель и образования крупных рабовладельческих поместий (так называемых латифундий) и одновременно обезземеливания и пауперизации крестьянства.

    ДоII в до н.э. в сельском хозяйстве Италии преобладали мелкие и средние хозяйства, отличавшиеся своим натуральным характером и покоившиеся в основном на труде свободных производителей. По мере развития рабовладения в Риме эти хозяйства начинают вытесняться хозяйствами совершенно иного типа, основанными на системе массовой эксплуатации рабского труда и производящими продукцию уже не только для удовлетворения собственных нужд, но и для продажи. Римский историк Аппиан так изображает этот процесс: «Богачи, заняв большую часть этой неподеленной земли и вследствие давности захвата надеясь, что у них ее не отберут, стали присоединять к своим владениям соседние участки бедных, частью-скупая их за деньги, частью отнимая силой, так что в конце концов в их руках вместо небольших поместий оказались огромные латифундии. Для обработки полей и охрани стад они стали покупать рабов...» (10;52)

    Таким хозяйством, рассчитанным на развитие в нем товарного производства и основанным на эксплуатации труда рабов, является образцовая вилла, описываемая знаменитым римским государственным деятелем Катоном Старшим в его специальном труде «О земледелии». Катон описывает поместье, имеющее комплексное хозяйство: масличную рощу в 240 югеров (60 га), виноградник в 100 югеров (25 га), а также зерновое хозяйство и пастбище для скота. Организация труда в таком поместье строится, в первую очередь, на эксплуатации рабов. Катон указывает, что на уход за виноградником в 100 югеров требуется не менее 14 рабов, на оливковый сад в 240 югеров - 11 рабов. Катон дает детальные советы относительно того, как следует рациональнее эксплуатировать труд рабов, рекомендуя занимать их делом и в дождливые дни, когда работы в поле но производятся, и даже в дни религиозных праздников. Во главе управления имением стоит вилик, выбираемый из числа наиболее преданных и сведущих в сельском хозяйстве рабов, жена вилика выполняет обязанности ключницы и кухарки.

    Катона чрезвычайно интересует вопрос о рентабельности отдельных отраслей сельского хозяйства. «Если меня спросят,- пишет он,- какие имения следует поставить на первое место, я отвечу так: на первое место следует поставить виноградник, дающий вино хорошего качества и в изобилии, на второе место- орошаемый огород, на третье - ивовую посадку (для плетения корзин),на четвертое - оливковую рощу, на пятое - луг, на шестое - хлебное поле, на седьмое - лес». Из этих слов ясно, что зерновые культуры, являвшиеся преобладающими в хозяйствах старого типа, теперь отступают далеко назад по сравнению с более рентабельными отраслями сельского хозяйства (садово-огородные культуры и скотоводство).

    Таким образом, проблема товарности хозяйства во времена Катона выдвигается на первый план. Неслучайно, разбирая вопрос о покупке имения, Катон сразу же дает совет обращать внимание не только на плодородие почвы, но и на то, чтобы «поблизости был значительный город, море, судоходная река или хорошая дорога», имея в виду перевоз и продажу продуктов. «Хозяин должен стремиться,- говорит Катон,- побольше продавать и поменьше покупать».

    Катон описывает в своем труде поместье средних размеров, типичное для средней. Италии. Но на юге Италии, а также в Сицилии и Африке возникали огромные латифундии, насчитывавшие сотни и тысячи югеров. Они также основывались на эксплуатации рабского труда в массовых масштабах и преследовали цель повышения доходности сельского хозяйства.

    Обратной стороной процесса развития латифундий, как уже упоминалось, было обезземеливание и разорение крестьянства. Из вышеприведенных слов Аппиана видно, что мелкие и средние крестьянские хозяйства гибли не столько вследствие экономической конкуренции латифундиалъных поместий, сколько вследствие захватов земель крупными рабовладельцами. Разрушительное действие на крестьянские хозяйства оказали и беспрерывные войны III-II вв., ведшиеся на территории Италии. За время войны с Ганнибалом, по данным некоторых источников, погибло около 50% всех крестьянских усадеб средней и южной Италии. Далекие походы в Испанию, Африку, Малую Азию, отрывая крестьян на долгое время от их хозяйств, также содействовали упадку мелкого и среднего землевладения в Италии. (12;102)

    Обезземеленные крестьяне частично превращались в арендаторов или наемных батраков, сельскохозяйственных рабочих. Но так как к найму последних прибегали, только в страдную нору (покое, жатва, сбор винограда ит. д.), то батраки не могли рассчитывать на сколько-нибудь обеспеченный и постоянный заработок. Поэтому огромные массы крестьян хлынули в город. Меньшая часть из них занялась производительным трудом, т. е. превратилась в ремесленников (хлебопеков, суконщиков, сапожников и т.п.) или строительных рабочих, некоторые занялись мелкой торговлей.

    Но подавляющая масса этих разоренных людей не могла найти себе постоянной работы. Они вели жизнь бродяг и нищих, наполняя собой форум и рыночные площади. Они ничем не брезгали в поисках случайного заработка: продажей голосов на выборах, лжесвидетельскими показаниями в судах, доносами и воровством- и превратились в деклассированный слой населения, в античный пролетариат. Они жили за счет общества, жили на те жалкие подачки, которые им перепадали от римских богачей или политических авантюристов, искавших популярности; а затем и за счет государственных раздач; в конечном итоге, они жили за счет варварской эксплуатации рабского труда.

    Таковы наиболее существенные изменения в римской экономике и социальной жизни римского государства во II в. до н.э. Однако картина этих изменений будет далеко не полна, если не остановиться на развитии торговли и денежно-ростовщического капитала в Риме.

    Развитие торговли и денежно-ростовщического капитала. Превращение Рима в крупнейшую средиземноморскую державу содействовало широкому развитию внешней торговли. Если нужды римского населения в предметах ремесленного производства в основном удовлетворялись местной мелкой промышленностью, то сельскохозяйственные продукты ввозились из западных провинций, а предметы роскоши из Греции и стран эллинистического Востока. Выдающуюся роль в мировой торговле играл в III в. до н.э. Родос, после же падения Коринфа в качестве крупнейшего торгового центра выдвигается Делос, который в скором времени стягивает к себе не только всю коринфскую, но и родосскую торговлю. На Делосе, где встречались купцы различных стран, возникают торгово-религиозные (они находились «под покровительством» того или иного божества) ассоциации италийских купцов, главным образом - кампанцев греков. (14;332)

    Римские завоевания обеспечивали непрерывный приток ценностей и денежного капитала в Рим. После первой Пунической войны римская казна получила 3200 талантов контрибуции (1 талант = 2400 руб.). Контрибуция, наложенная на карфагенян после второй Пунической войны, равнялась 10000 талантов, а на Антиоха III после окончания Сирийской войны- 15000 талантов. Военная добыча победоносных римских полководцев была колоссальной. Плутарх описывает триумфальный въезд в Рим победителя при Пидне Эмилия Павла. Триумф длился три дня, в течение которых непрерывно проносили и везли на колесницах захваченные произведения искусства, драгоценное вооружение, огромные сосуды, наполненные золотой и серебряной монетой. В 189 г. после битвы при Магнезии римляне захватили в качестве военной добычи 1230 слоновых клыков, 234 золотых венка, 137 000 фунтов серебра (1 римск. фунт=327 г), 224 000 серебряных греческих монет, 140 000 македонских золотых монет, большое количество изделий из золота и серебра. Вплоть до II в. Рим испытывал известный не достаток в серебряной монете, но после всех этих завоеваний, в особенности после освоения испанских серебряных рудников, римское государство получило полную возможность обеспечить серебряную основу своей денежной системы.

    Все эти обстоятельства привели к чрезвычайно широкому развитию денежно-ростовщического капитала в римском государстве. Одной из организационных форм развития этого капитала были компании откупщиков, бравшие на откуп различные виды общественных работ в самой Италии, а также и главным образом откуп налогов в римских провинциях. Они занимались и кредитно-ростовщическими операциями, причем особенно широко в провинциях, где оставались в силе законы и обычаи, поддерживающие продажу в рабство за долги и где ссудный процент был почти ничем не ограничен и доходил до 48- 50%. Так как торговыми, откупными и ростовщическими операциями занимались представители римского всаднического сословия, то они превращаются в новый слой римской рабовладельческой знати, в торгово-денежную аристократию.

    Столь существенные изменения в экономике и социальной жизни Рима подтверждают мысль о том, что рижское рабовладельческое общество переходило к новому, высшему этапу своего развития, который К. Маркс определил как «...рабовладельческую систему, направленную на производство прибавочной стоимости». Это определение раскрывает истинную природу и историческое значение рассмотренных выше явлений: победу рабовладельческого способа производства и превращение раба в основного производителя, развитие товарного производства, рост торгового и денежно-ростовщического капитала, а также образование новых социальных слоев римского рабовладельческого общества - античного люмпенпролетариата, с одной стороны, и слоя торгово-денежной аристократии (всадничества), - с другой.

    Буржуазные фальсификаторы истории, начиная от «патриархов модернизации» античного мира Моммзена и Эд. Мейера и вплоть до их современных эпигонов, настойчиво твердят о развитии капитализма в древнем Риме. Хватаясь за чисто внешние аналогии, они говорят о наличии капиталистических форм хозяйства, о «банковской системе», об образовании класса капиталистов и пролетариата. Однако все эти утверждения, являющиеся в конечном счете апологией капиталистического строя, не выдерживают серьезной критики. Модернизаторы античной истории игнорируют вопрос о способе производства, игнорируют тот основной факт, что при рабовладельческом способе производства, при котором основой производственных отношений является собственность рабовладельца на средства производства, а также на работника производства, т. е. раба, рабочая сила последнего не продается и не покупается, т. е, не является товаром. Следовательно, в основе рабовладельческого способа производства лежит внеэкономический, натуральный способ присвоения рабочей силы, что и отличает этот способ производства в принципе и достаточно четко от капиталистического способа производства. (24;98)

    Маркс неоднократно подчеркивал, что «события, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, приводят к совершенно разным результатам». Так, говоря о влиянии торговли и купеческого капитала на античное общество, Маркс специально отмечает, что в силу господства определенного способа производства оно «...постоянно имеет своим результатом рабовладельческое хозяйство». И. В. Сталин в своем труде«Экономические проблемы социализма в СССР» писал: «Говорят, что товарное производство всё же при всех условиях должно привести и обязательно приведёт к капитализму. Это неверно». И дальше: «Товарное производство старше капиталистического производства. Оно существовало при рабовладельческом строе и обслуживало его, однако не привело к капитализму».

    Такова истинная сущность и историческое значение тех изменений, которые произошли в экономике римского рабовладельческого общества во II в. до н.э.

    Кризис политических форм римской республики. Глубокие процессы и принципиальные изменения, произошедшие в экономической основе римского рабовладельческого общества, не могли не оказать влияния на политические взаимоотношения и формы государственного устройства древних римлян. Политическая надстройка римского общества становится уже не соответствующей его экономическому базису - консервативной и мешающей его развитию. Это обстоятельство должно было неизбежно привести к кризису политической надстройки, к кризису старых форм и учреждений римской рабовладельческой республики. Более того, это обстоятельство должно было неизбежно привести к замене старой политической надстройки новыми политическими и правовыми учреждениями, соответствующими изменившемуся базису и активно содействующими его оформлению и укреплению.

    Политическая надстройка римского рабовладельческого общества, т. о. республиканские формы римского государства возникли и оформились в то время, когда Рим представлял собой типичный город-государство, покоящийся целиком на натуральной системе хозяйства. Она отвечала интересам и нуждам сравнительно небольшой, строящейся на примитивных основах общины граждан. Теперь же, когда Рим превратился в великую средиземноморскую державу, когда произошли глубокие изменения в экономическом базисе римского общества и, прежде всего, восторжествовал рабовладельческий способ производства, прежние политические формы, старые республиканские учреждения оказались непригодными, и уже неотвечающими нуждам и интересам новых общественных классов.

    Провинциальная система управления складывалась постепенно и в значительной мере стихийно. Не существовало никаких общих законодательных установлений, касавшихся провинций. Каждый новый правитель провинции, вступая в свою должность, обычно издавал эдикт, в котором определял, какими принципами он будет руководствоваться при управлении провинцией. В качестве правителей или наместников провинций римляне посылали сначала преторов, а затем высших магистратов, по окончании срока их полномочий в Риме (проконсул, пропретор). Наместник назначался для управления провинцией, как правило, на год и в течение этого срока не только олицетворял в своей провинции полноту военной, гражданской и судебной власти, но фактически не нес никакой ответственности за свою деятельность перед римскими властями. Жаловаться на его злоупотребления жители провинций могли лишь после того, как он сдавал свои дела преемнику, но такие жалобы редко имели успех. Таким образом, деятельность наместников в провинциях была бесконтрольной, управление провинциями фактически сдавалось им «на откуп».

    Почти все провинциальные общины облагались прямыми, а иногда и косвенными налогами (главным образом, таможенные сборы). Содержание провинциальных наместников, их штата, а также римских войск, расквартированных в провинциях, также ложилось на плечи местного населения. Но особенно разорительной для провинциалов была деятельность римских публиканов и ростовщиков. Компании публиканов, бравшие на откуп сбор налогов в провинциях, вносили в римскую казну заранее определенные суммы, а затем выколачивали их с огромными излишками из местного населения. Хищническая деятельность публиканов и ростовщиков разоряла целые страны, некогда цветущие, а жителей этих стран низводила на положение рабов, проданных в рабство за долги. (16;77)

    Такова была система, ведшая к хищнической эксплуатации завоеванных областей, которая не могла уже отвечать интересам господствующего класса в целом, но которая была следствием полной непригодности и устарелости государственного аппарата римской республики. Конечно, в римском рабовладельческом обществе, при любом изменении его политической надстройки государственный аппарат и не мог быть заменен вполне совершенным аппаратом, т. е. другими словами, невозможно было создание прочной централизованной империи в силу отсутствия единой экономической базы, в силу натурального в своей основе рабовладельческого хозяйства. Как известно, крупнейшие империи древности могли подняться лишь на ступень временных и непрочных военно-административных объединений. К созданию такого объединения и была направлена в рассматриваемое время тенденция развития римского государства, но даже для достижения этой цели не было реальных условий, пока продолжал существовать слишком большой и непримиримый разрыв между обновленным экономическим базисом римского рабовладельческого общества и его обветшалой, консервативной политической надстройкой. Этот разрыв и делал неизбежным кризис старых политических форм, т. е. кризис римской республики.

    Классовая борьба в римском обществе во II в. до н.э. Однако замена устаревшего государственного устройства римской республики каким-либо новым не могла произойти безболезненным и мирным путем. За старыми, обветшалыми политическими формами стояли определенные классы, определенные социальные группы с их узкоклассовыми интересами, но от того не менее яростно ими защищавшимися. Старая политическая надстройка не могла быть убрана легко и мирно, наоборот, она стойко и активно сопротивлялась. Поэтому кризис римской республики сопровождался крайним обострением классовой борьбы в Риме на протяжении нескольких десятилетий.

    Римское общество до II в. до н.э. представляло собой пеструю картину враждующих классов и сословий. Внутри свободного населения шла напряженная борьба между классом крупных рабовладельцев и классом мелких производителей, представленным в Риме в первую очередь сельским плебсом. Это была в основном, борьба за землю. Внутри самого класса рабовладельцев шла борьба между земледельческой знатью (нобилитет) и новой торгово-денежной аристократией (всадничество). Всадничество в эту эпоху уже начинает стремиться к самостоятельной политической роли в государстве и в этой борьбе против политически всесильного нобилитета блокируется иногда с сельским, а затем и с городским плебсом. Городской плебс к этому времени превращается в такую политическую и социальную силу, которая хоть и не имела самостоятельного значения, но которая в качестве союзника или врага могла оказать решающее влияние на отклонение стрелки политических весов в определенную сторону. Отражением всех этих сложных, часто переплетающихся между собой линий борьбы служат бурные политические события периода кризиса и падения республики, начиная от движения Гракхов и кончая годами гражданских войн.

    В результате усиленного развития и победы рабовладельческого способа производства до крайности обостряется и основное противоречие римского общества, противоречие между антагонистическими классами: рабами и рабовладельцами. Рабы представляют собой по - прежнему политически бесправный класс. Они по - прежнему лишены гражданских прав и личной свободы. Они, с точки зрения римского права, являются вещью, принадлежащей хозяину, одушевленным орудием. Но вместе с тем это - основной производящий и, может быть, наиболее многочисленный класс римского общества. Поэтому рабы превращаются в решающую социальную и политическую силу. Обострение противоречий между рабами и рабовладельцами приводит к высшей форме классовой борьбы в древности, к восстанию рабов. Сначала это были отдельные и разрозненные вспышки, как, например, заговор рабов во время второй Пунической войны, глухо упоминаемый Ливнем, или как заговор рабов в Лации (198 г.), в результате раскрытия которого было казнено 500 зачинщиков, или, наконец, восстание рабов в Этрурии в 196 г., на подавление которого пришлось бросить целый легион. Но в дальнейшем эти отдельные, разрозненные вспышки разгораются в огромный пожар «рабских войн» таковы грандиозные сицилийские восстания и великая «рабская война» под руководством Спартака, «истинного представителя античного пролетариата» (Маркс). (3;27)

    Эллинистические влияния несомненно содействовали распространению образованности в верхних слоях общества и росту культуры. Вокруг одного из крупнейших политических деятелей этого времени - Сципиона Эмилиана создается кружок, в который входят философы и писатели. Среди них наиболее видное место принадлежит знаменитому греческому историку Полибию, прожившему около 16 лет в качестве заложника в Риме, и греческому философу Панетию. Оба они проповедовали учение стоиков (так называемая средняя римская Стоя), приспосабливая его к нуждам и запросам римского общества. В кружке Сципиона дебатировались не только философские, но и политические проблемы, вынашивались идеи реформ, оказавшие в дальнейшем бесспорное влияние на аграрное законодательство Гракхов.

    Меняется и облик самого города Рима. Он становится огромным по территории и числу населения городом. Полагают, что во II в. до н.э. в нем было уже около полумиллиона жителей. Население Италии стекалось в него целыми толпами, кроме того в Риме поселилось множество иностранцев, это главным образом греки, сирийцы, евреи. Рим становится крупным международным центром, столицей великой средиземноморской державы. Город обстраивается великолепными зданиями. Форум теряет вид крестьянского рынка, окруженного складами и стойлами для скота, и превращается в площадь большого города, украшенную храмами, базиликами, портиками, арками, скульптурными изваяниями. Улицы начинают мостить, а площади покрывать каменными плитами. Наряду с роскошными кварталами, где находятся общественные здания и богатые частные дома, в Риме возникает целый ряд нищенских кварталов, в которых ютится городской плебс и где жалкие лачуги перемежаются с многоэтажными доходными домами дешевых квартир, которые строились предприимчивыми дельцами. Изменился самый строй жизни и быт римских состоятельных классов. В каждой богатой семье появился обычай содержать огромное количество рабов в качестве домашней прислуги. Обстановка комнат, сервировка стола становятся роскошными и претенциозными. С начала II в. появляются женские наряды из дорогих тканей, веера из павлиньих перьев, фантастические дамские прически. В быт богатых людей входят роскошные пиры с зваными гостями, с танцовщицами, певицами и арфистками. На этих пирах подавались дорогие вина и кушанья, всякие заморские в экзотические блюда; на организацию подобных пиров расходовались целые состояния. Недаром все римские писатели, описывающие эту эпоху, скорбят об утрате старинных римских добродетелей, о забвении обычаев предков, о безнадежной порче нравов и о разложении римского общества. Один из представителей римской Стой - Посидоний даже развил целую теорию упадка нравов, как основной причины будущей неизбежной гибели римского государства. (13;49)

    Таковы были наиболее существенные изменения, произошедшие в идеологии римского общества, а также в быту и частной жизни римлян в III-II в. до н.э.


    2 Источники рабства


    Основным источником рабства в древности всегда была война. Но в Риме благодаря особенностям его истории война как источник общего воспроизводства рабов играла большую роль, чем на Востоке и в Греции.

    Вторым источником рабства была задолженность. Правда, по отношению к римским гражданам долговое рабство было фактически уничтожено законом Петелия и Папирея. Но в провинциях дело обстояло иначе: провинциалы не имели права на гражданство, и римские ростовщики массами продавали их в рабство за долги. Во время подготовки к борьбе с кимврами и тевтонами (около 105г.) Марий получил от сената право приглашать себе на помощь союзников из числа окраинных государств. С такой просьбой Марий обратился к царю Вифинии Никомеду. Тот ответил, что большинство вифинцев, уведенных римскими откупщиками, томятся в рабстве в провинциях. Вероятно, Никомед несколько сгустил краски, но, как бы там ни было, сенат вынес постановление, чтобы никто из свободнорожденных союзников не находился в рабстве. На основании этого постановления сицилийский претор в течение нескольких дней освободил более 800 человек. Этот факт, сообщаемый Диодором, ярко иллюстрирует положение вещей на римской периферии в конце II века.

    Третьим источником пополнения массы рабов являлось пиратство, которое в римскую эпоху достигло неслыханных размеров. В три последних века республики на малонаселенных побережьях восточной половины Средиземного моря - Иллирии, Киликии, на Кипре - пираты создали целые государства с крепостями и флотом. Случалось, что из-за пиратов приостанавливалась морская торговля, а в Риме хлеб сильно поднимался в цене вследствие невозможности подвезти его из провинции. Римское правительство вело с пиратами упорную борьбу. На некоторое время военные меры давали результат, но, пока существовала рабовладельческая система, полностью уничтожить пиратство было невозможно. С одной стороны, значительная часть пиратов состояла из беглых рабов. Не случайно после подавления крупных восстаний рабов пиратство усиливалось в огромной степени. С другой стороны, сама рабовладельческая система частью питалась морским разбоем, так как пираты являлись крупными поставщиками живого товара на невольничьих рынках.

    Четвертым источником рабства являлось естественное воспроизводство рабов. Сын рабыни становился рабом, и каждому господину было выгодно, чтобы у его рабынь рождалось как можно больше детей. Такие рабы, родившиеся и выросшие в доме, ценились рабовладельцами, так как они считались более послушными. Поэтому господа принимали различные меры для поощрения рождаемости у рабынь, например освобождение от работ, отпуск на волю и т.д. (15;54)

    Однако решить таким путем проблему общего воспроизводства рабов было невозможно, так как процент рождаемости у них в целом был невелик из-за сурового режима, отсутствия законной семьи, казарменного образа жизни, нежелания рабов иметь детей и прочее. Римские рабовладельцы прибегали даже к организации специальных рабских питомников. В них разводили рабов на продажу, и рабовладельцы партиями покупали там нужную им рабочую силу. Одним из моментов воспроизводства рабов было их обучение, повышение их квалификации. Образцовым рабовладельцем был Катон. Он занимался и обучением малолетних рабов, продавая их потом с выгодой. Занимался обучением рабов и Красе, крупный римский богач первой половины I в.

    Наряду с этими четырьмя основными источниками рабства было еще несколько второстепенных, не имевших большого значения. Так, свободного человека можно было продать в рабство в виде наказания за некоторые преступления. Отец мог три раза продать в рабство сына, и только после третьей продажи сын выходил из-под власти отца. Впрочем, в последние века право отцов продавать детей фактически, по-видимому, сошло на нет. (21;43)

    Рабов приобретали обычно двумя способами: или получали непосредственно из военной добычи, или покупали на рынке. Первый способ практиковался в армии. Полководцы были почти бесконтрольными распорядителями военной добычи и имели полную возможность даром приобрести себе любое количество рабов. Но и рядовые воины могли кое- чем поживиться. Так, Цезарь часто дарил своим солдатам по одному рабу на человека.

    Однако главным источником частного воспроизводства являлась покупка рабов на рынке. Невольничьи рынки существовали во всех городских центрах римской державы. В самом Риме рынок находился возле храма Кастора. Наибольшей известностью пользовался невольничий рынок на Делосе, где, по словам Страбона, иногда продавалось до 10 тыс. рабочих в день.

    Рабы, которых выводили на рынок, выставлялись обнаженными, чтобы покупатель мог наглядно убедиться в доброкачественности предлагаемого товара. Обычно они имели отличительные знаки: либо выкрашенные белой краской ноги, либо шерстяной колпак на голове. У военнопленных, выведенных на продажу, был на голове венок. Продавец должен был осведомлять покупателя о всех недостатках раба. Иногда на шее раба висела дощечка, на которой были указаны его племенное происхождение, возраст и т.п. Закон предусматривал, что если после продажи у раба обнаружатся скрытые недостатки, то сделка расторгалась. (26;71)

    Цены на рабов в Риме подвергались очень большим колебаниям. Неимоверно высокие цены, о которых до римской эпохи и не подозревали, обусловливались развитием роскоши и непроизводственных расходов. За красивых танцовщиц выбрасывали огромные суммы. Сотни тысяч платили за актеров и представителей других высококвалифицированных профессий.

    Резкие падения цен на рабов наблюдаются в периоды крупных завоеваний. В 177г цены на сардинских рабов так упали, что появилась поговорка: «Дешев, как сард». В I в., в период завоевания Понтийского царства, рабов продавали по 4 денария за голову, тогда как средняя рыночная цена на раба равнялась 300-500 денариям.(24;32)


    2. РАБЫ В ДРЕВНЕМ РИМЕ

    рабство рим стратификация античный

    2.1 Стратификация рабов


    Рассмотрим жизнь рабов ремесленников. По-видимому, труд рабов-ремесленников, собственных или наемных, использовался не столько в доме или имении хозяина, сколько в специально организованных, использовался не столько в доме или имении холям на, сколько в специально организованных мастерских, принадлежавших крупным собственникам, которые вели дело через доверенных лиц, или свободным ремесленникам, работавшим вместе со своими рабами.

    Уже в последний пек республики рабовладельцы понимали необходимость заинтересовать экономически рабов-ремесленников, во всяком случае наиболее квалифицированных. Отчасти это объясняется тем, что богатые собственники, владевшие мастерскими, не хотели или не умели руководить ими сами и должны были передоверять это дело опытным и знающим рабам, преданность которых приходилось обеспечивать соответствующими условиями. В отличие от отношений в сельском хозяйстве, заинтересовать надо было значительную часть рабов. Раб-ремесленник, обладавший известной квалификацией, непременно должен был приложить старание, чтобы создать те высококачественные, а часто и высокохудожественные вещи, которых требовал все более изыскательный вкус покупателей. Заставить же его проявлять все эти качества из-под палки было невозможно. Грубым принуждением удавалось погнать раба в поле, в рудники, на мельницу, но угрозами побоев и колодок его нельзя было принудить вырезать изящную гемму, расписать сосуд, вышить золотом плащ, выковать тончайшие хирургические инструменты. Чтобы внушить ему любовь к делу, перед ним надо было открыть перспективы, которых не имел сельский труженик, подать надежду на свободу и благосостояние, обеспечить большую самостоятельность.

    Вероятно, рабов-ремесленников, имевших свои мастерские и состояние, было меньшинство, и большая их часть находилась в полной зависимости от господина или того владельца мастерской, у которого рабы работали по найму. Но все же наметившееся среди рабов-ремесленников расслоение ставило их в иное положение, чем то, в котором находились сельские рабы.

    Иными были и условия их жизни. Городской раб, на тех или иных условиях трудившийся в мастерской, не мог быть изолирован ни от других рабов, ни от свободных наемных работников, ни вообще от свободного плебея, большая часть которого состояла из тех же ремесленников, мелких торговцев, поденщиков. Сельские рабы не участвовали в общественной и религиозной жизни. Городские же рабы входили в разнообразные коллегии, или включавшие только рабов и отпущенников, или смешанного состава. (19;21)

    По-видимому, сельский и городской плебс по-разному относились, к рабам. Для сельского плебса рабы представлялись чуждым и даже враждебным элементом. Напротив, городской плебс рабами не гнушался и охотно принимал их в свои организации. Различие это можно объяснить рядом причин. В сельских местностях распространение рабства лишало свободных не только земли, но и заработка: батраков постепенно вытесняли рабы, свободных пастухов совсем не хотели нанимать. Могла вызывать недовольство свободных работников и надзиравшая за ними рабская администрация вилл. Наконец, следует учитывать и некий психологический фактор. Даже самый бедный крестьянин гордился своим статусом свободнорожденного гражданина и цеплялся за те иллюзорные права (фамильное имя и принадлежность к трибе), которые отличали его от раба. В сельских местностях число либертинов (вольноотпущенников), вливавшихся в ряды крестьян, было невелико, что способствовало сохранению граней, разделявших свободных земледельцев и рабов. В городах условия были иными. Конечно, и здесь могла иметь место конкуренция между трудом свободных и несвободных ремесленников, по вряд ли она была острее, чем конкуренция между свободными. Во всяком случае, в источниках она никакого отражения не нашла. Городской плебс постоянно и весьма значительно пополнялся за счет либертинов, что уже само по себе умеряло разницу между свободнорожденными и несвободнорожденными гражданами. Наконец, господствующие классы своим отношением к ремесленникам сами толкали их на сближение с рабами. Если в предшествующий век с презрением относились к работающим но найму, то в последнее столетие республики с пренебрежением, как на «чернь», смотрели уже на всех занятых ремесленным трудом. Любопытен следующий пример: по словам Сенеки, Посидоний учил, что в золотом веке правили мудрецы и что они же изобрели искусства и ремесла, необходимые в повседневной жизни: земледелие, строительное дело, ткачество, металлургию, помол зерна, хлебопечение. Сенека с несвойственной ему горячностью обрушивается на теорию Посидония. По его словам, тот унижает мудрость, кто приписывает ей интерес к низким и недостойным занятиям. Не мог, восклицает Опека, кто-либо с великой и возвышенной душой выдумать молот, клещи и другие железные орудия и вообще следует искать, согнув тело и глядя в землю. И в наше время, говорит он, постоянно что-нибудь изобретают: зеркала, блестящие черепицы, вделанные в стены бань, обогревающие их трубы, легкие и изящные подпорки для портиков, способ выдувать тончайшие стеклянные изделия, стенографию и многое другое, но все это изобретения презреннейших рабов, и нет сомнения, что они же делали такие открытия и в глубокой древности.

    Отношение к ремеслу Посидония и Сенеки резко различно. Для последнего ремесло удел раба, а значит, недостойно мудреца. Если, говорит он, Демокрит и совершил приписываемые ему изобретения, то не как мудрец, а попреки тому, что был мудрецом. (17;84)

    Сенека писал по время наивысшего расцвета италийского ремесла, когда труд рабов и отпущенников в этой отрасли производства далеко оставил позади труд свободных. Но и Цицерон, младший современник и ученик Посидония, в этом вопросе скорее примыкает к Сенеке, хотя он и менее категоричен. Земледелие он признает благородным и достойным свободного человека занятием. Самым низким он считает положение работающих по найму. Но и профессии всех ремесленников он относит к низким, ибо у благородного человека но может быть ничего общего с мастерской. Только медицина или архитектура могут считаться почтенными для тех, кому подходят по сословию. Рассуждения Цицерона, занимающие, некую среднюю позицию между взглядами Посидония и Сенеки, показывают, что презрение к ремесленникам и ремесленному труду как уделу рабов его время уже достаточно оформилось, хотя еще и не достигло своего кульминационного пункта. Когда же Цицерон говорит о ремесленниках не в теоретическом, а в практическом плане, он третирует их, как беспокойных, опасных, близких к рабам подонков города.

    По мере обусловленного ростом товарно-денежных отношений развития ремесла и повышения в нем удельного веса рабского труда среди рабов- ремесленников, начинается довольно интенсивная дифференциация. Выделяется слой рабов, ставших владельцами средств производства, и рабов- викариев (рабочей силы). Со временем многие из них становились зажиточными отпущенниками, но и будучи еще рабами, они по своему положению стояли ближе к свободным собственникам ремесленных мастерских, основанных на труде рабов, чем к обычным рабам. (13;54)

    Совсем иным было положение рабов, трудившихся в рудниках. Основная масса рудокопов сосредоточивалась в провинциях, в первую очередь в Испании, но известное число рабов было занято и в Италии. По словам Плиния Старшего, древнее сенатское постановление запрещало разрабатывать рудники Италии, несмотря на их богатство, Цензорский закон о золотых приисках в земле Верцелл запрещал публиканам иметь на работе более пяти тысяч человек. Скорее всего, можно полагать, что правительство опасалось сосредоточивать в Италии в одном месте большие массы рабов, особенно рабов-рудокопов, участь которых была самой страшной, а потому и готовность восстать наибольшей. По словам Диодора, работники рудников приносят своим господам невероятные прибыли, но быстро истощаются иумирают из- за исключительных трудностей, которые испытывают, работая под землей под ударами надсмотрщиков. Согласно Страбону для работы на рудниках обычно употреблялись рабы, проданные их господами в наказание. В рудники ссылали за тяжелые преступлениям свободных плебеев. Видимо, туда же попадали пленные, заслужившие особую немилость победителя.

    Рабы-интеллигенция, причислявшиеся к «городским фамилиям» и обслуживавшие личные потребности господ, не составляли особой группы с точки зрения их места в производстве. Но все же их следует выделить в особую категорию, так как с точки зрения социальной, домашняя челядь, составлявшая основное ядро «городских фамилий» в период последней республики, как и ранней империи, играла очень большую роль, особенно в домах лиц, сколько - нибудь видных по происхождению, богатству, положению в государстве.

    Согласно римским авторам, прославленные своей скромностью и простой жизнью «предки» довольствовались небольшим числом слуг. Известны рассуждения Плиния Старшего о счастливой жизни древних, имевших каждый но одному Марцнпору или Луципору. По его словам, римляне до войны с Персеем (171 - 167 гг. до н.э.) не имели среди своих рабов ни пекарен, ни поваров, которых и случае нужды нанимали на рынке. Катон Старший отправился в Испанию всего с тремя рабами. Эти цифры в какой-то мере отражают тот факт, что еще во II в. до н.э. число слуг было сравнительно невелико. Однако и тогда уже они были на особом положении. Рабы-слуги позволяют себе разные развлечения: посещают цирюльни, где, как известно, римляне обменивались юродскими новостями и сплетнями, участвуют в излюбленной юношами игре в мяч, ходят в театр и в трактиры.

    Возможно, что в тогдашних богатых домах слуг было не так мало, как старались представить позднейшие - панегиристы «нравов предков». В комедии жившего в III в. до н.э. Пения бедняку, который сам себе прислуживает за едой, противопоставляется некто, чей стол по время трапезы окружают многочисленные рабы. Полибий упоминает большое количество рабов и рабынь, сопровождавших во время празднеств жену Сципиона Африканского. Уже в то время стала проникать в быт мода на дорогих домашних рабов, как это видно из сетований Катонана расточителей, плативших по таланту за красивого раба. Введенный им во время его цензуры налог на роскошь предусматривал, в частности, выплаты за рабов моложе 20 лет, купленных более чем за 10 тысяч ассов (1000 денариев), причем налог этот коснулся многих и существенно пополнил казну. По словам Ливия, войска, возвратившиеся с Востока после войны с Лигиохом, висли в обиход роскошные одежды, утварь, трапезы, и тогда «повара, считавшиеся у древних самыми низкими из рабов и по стоимости, и но использованию, стали высоко цениться, и то, что раньше относилось к слугам, стало искусством».

    Рабы-слуги, так же, как ремесленники, имели пекулий. И у Плавта, и у Теренция рабы жалуются па господ, по всякому поводу вымогающих у них подарки: по случаю дня рождения, рождения детей, совершеннолетия сына и т.д. Следовательно, господин не отбирал у раба пекулий, хотя имел на то полное право, а лишь под разными предлогами требовал, чтобы раб уделял ему часть своего скромною имущества. У Плавта всякий «дельный», «хороший» домашний раб хвалится тем, что имеет пекулий, важнейшее его отличие от раба «негодного». (2;18)

    Быстрый рост числа «городских фамилий» в основном падает на конец II и I в. до н.э., когда роскошь приобретает катастрофические размеры. Во времена Цицерона большая и хорошо подобранная «фамилия» считалась необходимым признаком «порядочного» дома.

    Обличая пороки Пизона, Цицерон, между прочим, говорит: «У него нет ничего изящного, ничего изысканного... прислуживают неопрятные рабы, некоторые из них даже старики; один и тот же раб у него и повар, и привратник, в доме нет пекаря, нет погреба, хлеб и вино у него от мелочного торговца и трактирщика». Какова была численность юродских фамилий состоятельных людей, мы не знаем.

    Городские фамилии включали еще одну категорию рабов- образованных людей, рабскую интеллигенцию. Она появилась уже довольно рано. Рабами испокон исков были актеры. Рабов актеров и музыкантов даже во II в. до н.э. имели не только знатные римляне, но и рядовые жители италийских городов. Рано вошел обычай иметь и рабов-учителей. Катон имел образованного раба-учителя. Марий не желал изучать греческую литературу, ссылаясь на то, что се преподают рабы.

    В I в. до н.э. образованные рабы стали непременной принадлежностью фамилии. Многочисленные писцы, чтецы, библиотекари были у друга и издателя Цицерона Аттика. Цицерон упоминает своих рабов Гилария, счетчика, чтеца и билиотскаря Дионисия, Ацоллония - бывшего раба Красса, «человека ученого,с детства преданного наукам».

    Среди рабов были стенографисты, например знаменитым Тирон, раб, затем отпущенник Цицерона, врачи. Некоторые из таких образованных рабов, впоследствии вольноотпущенников, становились известны ми писателями, учеными, риторами. (11;109)

    В последние века римской республики интеллигенция, вышедшая 1 из рабов, была очень многочисленна, и ее вклад в создание римской культуры, огромен. Общеизвестно рабское происхождение таких знаменитых комедиографов, как Теренций и Цецилий Статий. Рабом был один из самых популярных мимографов Публилий Сир, оставивший на играх, устроенных Цезарем для народа, далеко позади других авторов мимов. Плиний Старший упоминает отпущенника Помпея Липея, первым в Риме написавшего труд о полезных свойствах растений, Манилия Антиоха, основателя римской астрологии, привезенного в Рим и проданного одновременно с грамматиком, ставшим учителем Брута и Кассия. Почти все грамматики и часть риторов, биографии которых приводит Светоний, происходили из рабов. По его словам, изучение грамматимки в Риме началось после третьей Пунической войны. Оно быстро развилось, и в Риме вскоре возникло 20 известных школ. Первый человек, достигший славы преподаванием грамматики, был отпущенник Сепий Никнор Пот. Он же писал грамматические комментарии. JI. Атей Филолог, отпущенник одного из юристов, был в близкой дружбе с Саллюстием, а затем с Азинием Поллионом. Светоний сообщает, что когда тот и другой задумали писать исторические сочинения, Филолог учил Саллюстия, как выбирать из римских деяний самое нужное, я Азиния Поллиона основам писательского искусства, Сам он тоже писал на исторические темы. Отпущенником был и известный грамматик Веррий Флакк, написавший ряд книг на разные темы. Он так прославился своим методом обучения, что Август назначил его учителем своих внуков. Знаменитый Юлий Гигин, автор различных трудов как по грамматике, так и по географии, истории и т.д., был рабом Цезаря, отпущенным затем Августом, который сделал его смотрителем Палатинской библиотеки. Гигин был дружен с Овидием. Оратор Л. Волтацилий Пилут, будучи рабом, сидел прикованным на цепи у входа в дом господина. Затем за таланты и знание литературы был отпущен на полю и помог патрону, выступавшему обвинителем в суде. Он учил риторике Помпея и описал во многих книгах деяния его отца.

    Образованные рабы, как правило, занимали в фамилии особое положение. Судя по Цицерону, господа проводили резкую розницу между простыми и образованными рабами. Владельцы всячески поощряли способных рабов, стараясь дать им образование, гордились ими и искали им сильных покровителей. Вероятно объясняется это не столько гуманностью, сколько тщеславием, главным образом быстро растущей потребностью в работниках умственного труда, порождаемой развитием культуры и усложнением хозяйства, потребностью, которую еще нельзя было удовлетворить за счет свободных. При империи, когда создастся достаточно многочисленная интеллигенция из свободнорожденных римлян и романизированных провинциалов, роль интеллигенции, вышедшей из рабской среды, падает. (8;248)

    Сельские рабы занимали самое низшее место среди рабского населения. Уже у Плавта обычно противопоставление грубоватого работяги, сельского раба - ловкому, лукавому, нахватавшемуся всяких сведений и некоторого лоска городскому рабу -бездельнику.

    Бесперспективность положения рядового сельского ряба и соответственно его незаинтересованность в результатах труда, обусловливала грубую и неприкрытую систему принуждения его к труду, а также стремление господ полностью подавить такого раба как личность, лишить его возможности и способности думать о чем-либо, кроме еды и сна.

    В 15 сельских усадьбах, раскопанных под Помпеями, неизменно есть комнатушки для рабов. Они невелики (6-8-9 м). Найти их в комплексе строений легко: голые стены, простой кирпичный пол обычно даже не залитый раствором, который сделал бы его ровным и гладким. На стене, грубо оштукатуренной, а то и вовсе без штукатурки, иногда хорошо оштукатуренный квадрат величиной в 1 м это своеобразная записная книжка, на которой раб выцарапывает гвоздем какие-то свои заметки. Утварь в этих каморках, судя по найденным остаткам, бедна: черепки дешевой посуды, куски деревянного топчана. Судя по инвентарю маслинника, составленному Катоном, в распоряжении одиннадцати рабов имелось 4 кровати с ременными сетками и 3 простых топчана.

    Общим помещением, предназначенным для всей «сельской семьи» (так называли рабов усадьбы), была «деревенская кухня», где рабы могли отогреться и отдохнуть; здесь готовилась пища, и здесь же рабы обедали. В долгие зимние вечера и утрами до рассвета они тут же работают: вьют веревки, плетут корзины, обтесывают колья. Почти во всех найденных под Помпеями усадьбах есть такие кухни с печью для выпечки хлеба и очагом. Хозяин был заинтересован в том, чтобы раб не проводил во сне всю зимнюю ночь, и устраивал это единственное, теплое помещение па рабской половине. (5;170) Во время республики многие богатые и знатные люди формировали гладиаторские отряды из своих рабов. Будущих гладиаторов обуяли в специальных «гладиаторских школах». Капуя была излюбленным местом для этих школ. Здесь как раз находилась и та школа, из которой в 74 г. до н.э. бежало 200 рабов со Спартаком но главе. Своих гладиаторов можно было продать или отдать внаем тому, кто устраивал игры. Аттик, друг Цицерона, делец, безошибочно чувствовавший, на чем можно нажиться, купил однажды хорошо обученный отряд. Цицерон писал ему, что если он отдаст этих гладиаторов внаем, то уже после двух представлений вернет свои деньги. Кроме того, гладиаторы были хорошей личной охряной в страшное время конца республики. Лица, стремившиеся к власти, держали их именно с этой целью: были они и у Суллы, и у Цезаря, и у Катилины.

    Помимо этих высоко стоявших на общественной лестнице людей, существовала целая категория лиц, для которых покупка, перепродажа, а иногда и обучение гладиаторов являлись профессией. Они назывались лапистами (название от того же корня, что lanius- мясник). Аттика и людей его круга коммерческие операции с гладиаторами нисколько не позорили, но ланиста считался человеком запятнанным, а его занятие подлым. По самому роду своей деятельности он должен был иметь дело не только с официальными работорговцами, но и с пиратами и разбойниками, которые хватали по дорогам путников и продавали их как своих рабов. В этом темном мире ланиста был своим человеком, что еще больше увеличивало отвращение к нему и к ею деятельности.

    Ланисты были двух категорий: оседлые и бродячие. Первые обзаводились помещением и устраивали при нем контору по продаже и найму гладиаторов. Бродячие ланисты переходили со своими гладиаторами из города в город, устраивая игры где и как придется, а если счастье им улыбалось, понемногу сколачивали капитал с расчетом перейти на положение оседлого ланисты. (18;130) Ремесло гладиатора было презренным. Свободный человек, добровольно поступивший в гладиаторы, оказывался в положении почти раба. Ювенал считает гладиаторскую школу последней ступенью человеческого падения. Свободный, определившийся в гладиаторы, навсегда утрачивал свое гражданское достоинство, попадая в разряд «обесчещенных». Какое бы богатство ни выпало потом ему на долю, он никогда не войдет в сословие всадников, никогда не станет муниципальным магистратом. Он не может выступать в суде защитником или свидетелем. Его не всегда удостаивают пристойного погребения. По об этих отверженных говорят с восхищением в скромных мастерских ремесленников и в особняках сенаторов. Гораций и Меценат обсуждают достоинства двух противников. Поэты пишут о гладиаторах стихи, художники и ремесленники увековечивают в своих творениях эпизоды из их жизни, женщины аристократического круга в них влюбляются, сыновья знатных отцов берут у них уроки фехтования. Достаточно посмотреть тома надписей из одних Помпеи, чтобы убедиться, какой живейший интерес вызывают к себе эти люди: знают их имена, карьеру, на стенах рисуют их поединки.

    Гладиаторские бои обычно соединялись с травлей зверей. Первая «охота па львов и пантер» была устроена в 186 г. до н.э. В 58 г. до н.э. один из эдилов «вывел» 150 «африканских зверей», т.е. пантер и леопардов. Тогда же римляне впервые увидели бегемотов и крокодилов, их доставили 5 штук и специально для них был вырыт бассейн. Август в числе тех своих дел, которые считал нужным увековечить в длинной надписи, упоминает, что устраивал звериные травли 26 раз и загублено было на них 3500 зверей. Конец звериным травлям пришел только в VI в.н.э.

    Кроме заморских зверей, для охот в амфитеатрах приобретал животных европейских и своих, италийских медведей, кабанов, быков. Иногда задача охотника заключалась только в том, чтобы убить разъяренное животное. Но уже при Цезаре в обычаи амфитеатра вошла «фессалийская охота»: охотник скакал на лошади рядом с быком, хватал его за рог и сворачивал ему шею. Тут требовалась и ловкость, и непомерная сила. При Клавдии в моду вошел другой способ: всадники гоняли быков по арене, пока те не выбивались из сил; тогда всадник перескакивал на быка, хватал его за рога и, навалившись всем телом на его голову, валил на землю. (20;52)

    От охотника требуют иногда акробатических трюков. Он выходит с шестом в руках один на один против зверя, и в то мгновение, когда тот, припав к земле, уже готов кинуться на человека, с помощью шеста делает огромный прыжок, перелетая через зверя, становится на ноги и убегает. Иногда на арену ставили своеобразную вертушку: на столб навешивали четыре широкие двери со вставленными в них крепкими решетками. Двери вращались вокруг столба, и охотник раздразнив зверя, прятался за дверью, выглядывая сквозь решетку, толкал перед собой вертушку, выбегал из одной двери и прятался за другую, «порхая», по выражению очевидца, «между львиными когтями и зубами».

    Раб, получивший юридическую свободу, по многих отношениях продолжает зависеть от патрона.

    Некогда, пишет юрист Гай, отпущеннику дозволялось безнаказанно обойти патрона в завещании. Затем эта «несправедливость» была исправлена: патроны отстранялись от наследования только если отпущенник имел родных детей и завещал им свое имущество. Но всех остальных случаях, даже если у отпущенника били такие законные наследники, как жена, приемные дети, невестка, наследовал патрон. Имущество умершей отпущенницы, считавшейся в опеке у патрона, целиком переходило к нему; никаких других наследников она иметь не могла. Предъявляли патроны какие-то претензии на имущество либертинов и при их жизни. Но в чем эти претензии состояли, мы не знаем.

    В ряде случаев отпущенный на волю раб давал клятвенное обещание, отработать в пользу патрона определенное количество дней. Требования патронов постепенно столь возросли, что преторы вынуждены были вмешаться, взяв на себя суждение о причитающихся с отпущенников отработках. (9;193)

    Что представляли собой либертины республиканского времени? С точки зрения современников они были особым сословием. Так называл их Цицерон, хотя в более поздних комментариях к Верринам высказывается сомнение, можно ли, говоря о либертинах, применять термин, приложимый лишь к людям благородным. Сомнение это, видимо, зародилось лишь в более позднее время. Тацит, как и Цицерон, именует отпущенников сословием. Подходя к вопросу с привычными для нас критериями, считать их сословием можно лишь весьма условно, поскольку одним из важных признаков сословия является наследственная принадлежность, тогда как дети отпущенников считались уже свободнорожденными гражданами. С другой стороны, некоторые признаки сословия, т.е. юридически определенный комплекс прав и ограничения прав, категории либертинов были присущи. Они числились римскими гражданами с правом подавать голос сначала в тех трибах, к которым был приписан их патрон и к которым приписывались и они, впоследствии лишь в четырех городских трибах. Они были лишены права занимать выборные государственные должности служить в армии, за исключением случаев, когда крайняя нужда в солдатах заставляла это правило нарушать. Наконец, отпущенники оставались зависимыми от своих патронов и были обязаны рядом повинностей. Таковы общие черты, сближавшие всех либертинов. Но по своему составу это сословие было очень пестрым, пожалуй, более пестрым, чем любая другая сословная группа римского общества. В значительной мере положение того или иного отпущенника определялось его положением в рабстве.

    Из литературных и эпиграфических источников мы мало что можем узнать об отпускавшихся на волю простых рабах. Они по большей части были слишком бедны, чтобы оставить надписи, а авторы не слишком ими интересовались. Такие рабы могли получить свободу в награду за какие-нибудь заслуги перед хозяином, мотив, обычный в комедиях, где свобода заветная мечта всякого раба. (1;27) Однако раб, получивший свободу и не обладавший пекулием, который, господин оставлял ему при отпуске на волю, вынужден был задуматься над своей дальнейшей участью. Один из плавтовских рабов говорит хозяину, что не так уж стремится к свободе, так как пока он раб, он находится на ответственности господина, а став свободным, должен будет жить на свой страх и риск. Шутка эта содержит зерно истины.

    Как писал впоследствии Эпиктет, раб молит о свободе и думает, что, получив ее, станет счастливым. Затем его освобождают и он, чтобы не умереть от голода, должен или стать чьим-то прихлебателем, или наняться на работу и терпеть рабство еще более суровое, чем прежнее. Согласно комментатору Теренция, обязанностью патрона было не покидать, а кормить отпущенников, ставших его клиентами. Вряд ли однако, число отпущенников, живших исключительно за счет милостей патрона, было велико.


    2 Обращение с рабами


    Армия рабов приносила римским рабовладельцам поистине огромные доходы, однако одновременно она таила в себе не меньшую опасность для жизни и здоровья хозяев. Чем больше был приток рабов в страну, тем сильнее становился страх перед ними. Лишь немногим удавалось обращаться с рабами столь хладнокровно и умело, как это делал Катон; большинство колебалось между слабостью и жестокостью. Слабовольный же хозяин мягким обращением давал рабам то, чего он боялся больше всего на свете, - силу и власть. Неудивительно поэтому, что большинство рабовладельцев старались держать в узле свой «двуногий скот» с помощью жестоких наказаний.

    Раб должен был расплачиваться за малейшее недовольство хозяина. Не подлежавший никакому обжалованию приговор выносил сам разгневанный рабовладелец, и никто и ничто не могли помешать ему даже замучить раба до смерти. (7;21)

    К обычным наказаниям относилась порка различными «инструментами», чем занимался домашний экзекутор. В зависимости от жестокости наказания это могли быть пустотелая палка, кожаный бич или кнут с узелками, а то и колючая проволока. На жертв налагали также ножные, ручные и шейные оковы (ножные кандалы с остатками вдетых в них костей были обнаружены во время раскопок в Кьети). Вес цепей которые вынуждены были носить несчастные достигал десяти фунтов.

    За более легкие проступки, такие как мелкое воровство, на раба надевали «фурку»- вилкообразную колодку, в которую заключалась шея преступника, к концам же ее привязывали руки. В таком виде он должен был ходить по окрестности и громко рассказывать о своей вине, что считалось большим позором.

    В разряд обычных наказаний входили продажа за пределы страны, а также заключение в сельский эргастул, чаще всего подземный, где отверженные использовались на каторжных работах, причем нередко на них надевали кандалы, что должно было помешать побегу. Не легче приходилось и рабам попавшим на мельницы, ибо там они должны были вращать жернова. Здесь на шеи несчастных надевали специальные ошейники, с тем чтобы они не могли дотянуться ртом до муки.

    Особенно тяжелой оказывались участь рабов, попавших на каторжные работы в каменоломни и рудники, почитавшиеся во всех странах, в том числе и в Египте, за «смерть в рассрочку». По Диодору, рудокопы приносили своим хозяевам невероятно высокие доходы, однако из-за исключительно тяжких дневных норм силы их быстро истощались. Причиной смерти могли быть и очень тяжелые условия труда под землей, и плохое обращение, и постоянные пинки надсмотрщиков.

    И уж никакие рамки не могли ограничить личной ярости хозяина, если она все-таки прорвалась наружу. Подзатыльники и зуботычины были делом наиболее безобидным и повсеместно распространенным. Даже знатные дамы не стеснялись в выборе средств. Они не только раздавали затрещины направо и налево, но иной раз были не прочь уколоть длинной иголкой обнаженную до пояса служанку лишь за то, что та, причесывая хозяйку, неловко дернула ее волосы. (4;70)

    О распространенности подобных издевательств можно судить уже по тому, что сам император Август, строгий хозяин своих рабов, однажды в гневе приказал прибить своего управляющего к корабельной мачте, а также перебить, ногу одному из своих секретарей, продавшему письмо господина. Император Адриан (117-138 гг.) грифелем выколол глаз рабу.

    Еще более чудовищно обращался с рабами богатый римский всадник, сам сын вольноотпущенника. Публий Ведий Поллион, за малейший проступок бросавший своих рабов на съедение муренам в свой рыбный садок. Подобные выходки осуждал даже его друг император Август, не желавший, однако вмешиваться в права рабовладельца.

    Сведения о подобном обращении с рабами, дошедшие до нас, отрывочны и случайны, и читатель может рассматривать их как случаи исключительной жестокости.

    Однако и обычные наказания отнюдь не отличались мягкостью. Рабовладелец мог применить к рабу любые меры, вплоть до попыток и уродования членов, отрубать ему руки или ноги, разбивать кости. Надумав использовать молодого раба в качестве евнуха, господин мог его оскопить. Иным несчастным вырывали язык.

    Пыткам и наказаниям не было поставлено никаких пределов, и рабовладельцы бездумно пользовались всем этим ужасным арсеналом. Достаточно мягким наказанием считалось решение продать раба в гладиаторскую школу, а рабыню в публичный дом.

    Пытки применялись и при расследовании преступлений, в которые оказались впутанными рабы, ибо римляне считали, что раб может сказать правду лишь под пыткой. Одного подозреваемого могли оставить на ночь висеть на кресте, тело другого растягивали на специальном станке так, что члены его выскакивали из суставов (деревянные козлы, к которым привязывали предполагаемого преступника, были для этого оборудованы гирями и устройствами для выкручивания членов). Часто употреблялась и деревянная пыточная машина в форме лошади, а также разного рода пытки с применением огня. (8;100)


    ЗАКЛЮЧЕНИЕ


    Проследив развитие экономики Древнего Рима, и роль классического рабства в его судьбе, можно сделать следующие выводы:

    Развитие рабовладельческого хозяйства обусловило развитие торговли и денег до такой степени, какая стала действовать разлагающе на систему античных гражданских общин, отдельные ее структуры и системы. Ускоряется развитие общин, власть господина над рабами ограничивается государством, личные отношения господина и раба принимают вещное обличие.

    Расцвет классического рабства означал широкое внедрение в общественный организм новых, более жестких отношений господства и подчинения.

    Эти отношения регулировались не столько экономически, сколько политическими средствами, ускоряя процесс развития большого государственного аппарата.

    Рабы становятся вещью хозяина и в тоже время основной производительной силой, силой римского общества.

    Я показала в своей работе, что некоторые рабы ремесленники имели свою собственность, входили в коллегии, участвовали в общественной жизни, являлись зажиточными отпущенниками. Иначе жили сельские рабы и рабы в рудниках.

    В привилегированных условиях жили и рабы-прислуга, имевшие своих пикулей, дарящие подарки своим господам.

    Многие были образованными рабами. Вклад рабов-интеллигентов в культуру Рима огромен. Это Тирон, Цицерон, Веррий Флакк.

    Уникальной особенностью Рима были рабы гладиаторы. Ремесло это считалось презренным, жестоким, ведущим к смерти.

    Среди рабов появляются и вольноотпущенники, получившие юридическую свободу, но экономически зависящие от патрона.

    Таким образом, можно увидеть, что эти факты подтверждают выдвинутую гипотезу о том, что внеэкономические методы переплетались с экономическими, образуя их ограниченное единство. Огромная армия рабов нуждалась в государственном регулировании отношений с патроном. Это тоже явилось особенностью рабства в Риме.


    СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ


    1.Валлон А.А. История рабства в Античном мире [Текст] / А.А.Валлон. - М.: «История», 1993.

    .Виппер Р.Ю. Очерки истории римской империи [Текст] / Р.Ю.Виппер. - М.: «Просвещение», 1998.

    .Гонкинс К. Рабство в Риме [Текст] / К.Гонкинс. - М.: «Политиздат», 1999.

    .Грин К. Античное наследие [Текст]/ К.Грин - М.: «Просвещение», 1997.

    .Дункан - Джонс Р. Генезис рабства Римской цивилизации [Текст]/ Р.Дункан-Джонс- Самара: «Ассоциация 21 век», 1998.

    .Ельницкий Л.А. Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII-IIвв. до н.э. [Текст]/ Л.А.Ельницкий - М.: «Просвещение», 1996.

    .Жебелев С.А. Великие восстания рабов II-Iвв. до н.э. [Текст]/С.А.Жебелев. - М.: «Известия ГАИМК», 1994-№4

    .3аборовский Я.Ю. Очерки по истории аграрных отношений в Римской республике [Текст]/ Я.Ю.Заборовский - Львов: «Просвещение», 1995

    .Коптев А.В. От прав гражданства к праву колоната. Формирование крепостного права в поздней Римской империи [Текст]/ А.В.Коптев - Вологда: «Университет», 1995.

    .Кузищин В.И. Античное классическое рабство как экономическая система [Текст]/ В.И.Кузищин. - М.: «Высшая школа», 1990.

    .Кузищин В.И. Генезис рабовладельческих латифундий в Италии [Текст]/В.И.Кузищин. - М.: «Высшая школа» 1999.

    .Кузищин В.И. Римское рабовладельческое поместье [Текст]/ В.И.Кузищин. - М.: «Высшая школа» 1995.

    .Курицын В.В Экономика и политика в античном обществе [Текст]/ В.В.Курицын. - СПб.: «Просвещение», 2002.

    .Поладьи К. Рабы Римской цивилизации. Источники рабства [Текст]/ К.Поладьи. - М.: «Просвещение», 1995.

    .Сергеенко М.Е Очерки по сельскому хозяйству древней Италии [Текст]/ М.Е.Сергеенко. - М.: «Просвещение», 1998.

    .Сергеенко М.Е. Простые люди древней Италии [Текст]/ М.Е.Сергеенко. - М.: «Просвещение», 1994.

    .Мишулин А.В. Спартаковское восстание [Текст]/ А.В.Мишулик.- М.: «Просвещение», 1997.

    .Финли М. Рабство как необходимый элемент экономики Римской империи [Текст]/ М.Финли.- Самара: «Ассоциация 21 век», 2002.

    .Штаерман Е.М. Рабовладельческие отношения в ранней Римской империи (Италия) [Текст]/ Е.М.Штаерман.-М.: «Просвещение», 1991.

    .Штаерман Е.М. Рабство в западных провинциях Римской империи в I-IIIвв.[Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1993.

    .Штаерман Е.М. Рабство в восточных провинциях Римской империи (Италия) [Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1980.

    .Штаерман Е.М. История крестьянства в Древнем Риме [Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1996.

    .Штаерман Е.М. Древний Рим: проблемы экономического развития [Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1998.

    .Штаерман Е.М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи [Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1999.

    .Штаерман Е.М. Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике [Текст]/ Е.М.Штаерман. - М.: «Просвещение», 1980.


    Репетиторство

    Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

    Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
    Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

    с.246

    ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ.


    Без раба, его труда и уме­ния, жизнь в древ­ней Ита­лии замер­ла бы. Раб трудит­ся в сель­ском хозяй­стве и в ремес­лен­ных мастер­ских, он актер и гла­ди­а­тор, учи­тель, врач, сек­ре­тарь хозя­и­на и его помощ­ник в лите­ра­тур­ной и науч­ной рабо­те. Как раз­но­об­раз­ны эти заня­тия, так и раз­лич­ны быт и жизнь этих людей; ошиб­кой было бы пред­став­лять раб­скую мас­су как нечто еди­ное и еди­но­об­раз­ное. Но что зна­ем мы об этом быте и этой жиз­ни?

    Хуже все­го осве­дом­ле­ны мы о жиз­ни раба-ремес­лен­ни­ка. Архео­ло­ги­че­ские наход­ки, фрес­ки, изо­бра­же­ния на памят­ни­ках и сар­ко­фа­гах позна­ко­ми­ли нас с устрой­ст­вом раз­лич­ных мастер­ских и с тех­ни­кой раз­ных реме­сел. Но ни эти наход­ки, ни над­пи­си ниче­го не гово­рят о быте рабов-ремес­лен­ни­ков. Орга­ни­за­ция же работ в мастер­ских, их управ­ле­ние, соот­но­ше­ние раб­ско­го и сво­бод­но­го труда, управ­ле­ние всем про­из­вод­ст­вом - все эти вопро­сы тре­бу­ют спе­ци­аль­ной раз­ра­бот­ки и выхо­дят за рам­ки насто­я­ще­го труда.

    Луч­ше осве­дом­ле­ны мы о жиз­ни сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных рабов (общим назва­ни­ем для них было - fa­mi­lia rus­ti­ca); о них писа­ли и Катон, и Варрон, и Колу­мел­ла. Жизнь этих рабов про­хо­дит в неустан­ной рабо­те; насто­я­щих празд­ни­ков у них нет; в празд­нич­ные дни они выпол­ня­ют толь­ко более лег­кую работу (Cat. 2. 4; 138; Col., II. 21). « В дожд­ли­вую пого­ду поищи, что мож­но бы сде­лать. Наво­ди чистоту, чтоб не сиде­ли сло­жа руки. Сооб­ра­зи, что если ниче­го не дела­ет­ся, рас­хо­ду будет нисколь­ко не мень­ше» (Cat. 39. 2). Пусть раб трудит­ся до упа­ду, пусть он в рабо­те дохо­дит до той сте­пе­ни изне­мо­же­ния, когда чело­век меч­та­ет об одном: лечь и заснуть. « Раб дол­жен или трудить­ся, или спать» (Plut. Ca­to mai, с.247 29); спя­щий раб не стра­шен. И два века спу­стя Колу­мел­ла нака­зы­ва­ет вили­ку выхо­дить с раба­ми в поле на рас­све­те, воз­вра­щать­ся в усадь­бу, когда смерк­нет­ся, и следить, чтобы каж­дый выпол­нил задан­ный ему урок (Col. XI. 1. 14- 17; 25).

    О пище и одеж­де рабов уже гово­ри­лось. А како­во было их жилье?

    Катон в чис­ле поме­ще­ний, кото­рые дол­жен выстро­ить в усадь­бе под­ряд­чик, упо­ми­на­ет « ком­нат­ки для рабов» (14. 2). О них гово­рит и Колу­мел­ла, сове­туя устро­ить их в той части усадь­бы, кото­рая зимой зали­та солн­цем, а летом нахо­дит­ся в тени (I. 6. 3). В сель­ских усадь­бах, рас­ко­пан­ных под Пом­пе­я­ми, неиз­мен­но есть ком­на­туш­ки для рабов; они неве­ли­ки (6- 8- 9 м 2); жило в них, веро­ят­но, чело­ве­ка по два, а может, и по три. Най­ти их в ком­плек­се стро­е­ний лег­ко: голые сте­ны без вся­кой рос­пи­си, про­стой кир­пич­ный пол, обыч­но даже не зали­тый рас­т­во­ром, кото­рый сде­лал бы его ров­ным и глад­ким. На стене, гру­бо ошту­ка­ту­рен­ной, а то и вовсе без шту­ка­тур­ки, ино­гда хоро­шо ошту­ка­ту­рен­ный квад­рат вели­чи­ной 1 м 2: это свое­об­раз­ная запис­ная книж­ка, на кото­рой раб выца­ра­пы­ва­ет гвоздем какие-то свои замет­ки.

    Утварь в этих камор­ках, судя по най­ден­ным остат­кам, очень бед­на: череп­ки деше­вой посуды, кус­ки дере­вян­но­го топ­ча­на. Судя по инвен­та­рю мас­лин­ни­ка, состав­лен­но­му Като­ном (10. 4), в рас­по­ря­же­нии его 11 рабов име­лось 4 кро­ва­ти с ремен­ны­ми сет­ка­ми и 3 про­стых топ­ча­на. Как раз­ме­ща­лись 11 чело­век на 7 кро­ва­тях, это ска­зать труд­но; ясно одно: раб не все­гда рас­по­ла­га­ет таким эле­мен­тар­ным удоб­ст­вом, как отдель­ная кро­вать.

    Общим поме­ще­ни­ем, пред­на­зна­чав­шим­ся для всей « сель­ской семьи» , была « дере­вен­ская кух­ня» , где рабы мог­ли ото­греть­ся и отдох­нуть; здесь гото­ви­лась пища и здесь же рабы обеда­ли (Var. I. 13. 1- 2; Col. I. 6. 3). В дол­гие зим­ние вече­ра и утра­ми до рас­све­та они тут же работа­ют: вьют верев­ки, пле­тут кор­зи­ны и ульи (их ино­гда дела­ли из пру­тьев), обте­сы­ва­ют колья, дела­ют руко­ят­ки для хозяй­ст­вен­ных орудий (Col. XI. 2. 90- 92). Почти во всех най­ден­ных под Пом­пе­я­ми усадь­бах есть такая кух­ня с печью для выпеч­ки хле­ба и с оча­гом. Хозя­ин был, конеч­но, заин­те­ре­со­ван в том, чтобы раб не про­во­дил во сне всю зим­нюю ночь, и поэто­му устра­и­вал в усадь­бе это един­ст­вен­ное теп­лое поме­ще­ние (не счи­тая хозяй­ской поло­ви­ны), где рабы, ото­грев­шись, работа­ли и были с.248 под над­зо­ром (жаро­вен, кото­ры­ми обо­гре­ва­лись ком­на­ты хозя­и­на, в камор­ках у рабов не было).

    Кро­ме « раз­вя­зан­ных рабов» , т. е. тех, кото­рые ходи­ли без цепей и жили по сво­им ком­на­тен­кам, быва­ли в усадь­бе еще и зако­ван­ные. У Като­на они состав­ля­ли посто­ян­ный кон­тин­гент (56); Колу­мел­ла пишет, что в вино­град­ни­ке работа­ют обыч­но колод­ни­ки (I. 9. 4). Для них устро­е­но осо­бое поме­ще­ние - эрга­стул: это глу­бо­кий под­вал со мно­же­ст­вом узких око­шек, про­би­тых так высо­ко, что до них нель­зя дотя­нуть­ся рукой; сажа­ли туда и про­ви­нив­ших­ся рабов. Колу­мел­ла реко­мен­до­вал поза­бо­тить­ся о том, чтобы под­вал этот был как мож­но более здо­ро­вым (I. 6. 3): види­мо, усло­вие это не все­гда пом­ни­ли.

    Осо­бое поло­же­ние сре­ди сель­ско­хо­зяй­ст­вен­ных рабов зани­мал вилик. По мере того как хозя­ин, заня­тый государ­ст­вен­ной служ­бой и раз­ны­ми город­ски­ми дела­ми, все мень­ше уде­лял заботы сво­ей зем­ле, вилик ста­но­вил­ся насто­я­щим хозя­и­ном име­ния и, конеч­но, исполь­зо­вал свою долж­ность к выго­де для себя. По сво­е­му поло­же­нию он поль­зо­вал­ся рядом закон­ных пре­иму­ществ. Один из геро­ев Плав­та, объ­яс­няя, поче­му он хочет выдать при­служ­ни­цу жены за вили­ка, гово­рит: « …будут у нее и дро­ва, и горя­чая вода, и пища, и одеж­да» (Ca­si­na, 255- 256); Гора­ци­ев конюх завиду­ет вили­ку, кото­рый рас­по­ря­жа­ет­ся и дро­ва­ми, и скотом, и ого­ро­дом (epist. I. 14. 41- 42). И еда, и поме­ще­ние были у него, конеч­но, луч­ше, чем у осталь­ных рабов. А кро­ме того, вилик умел нахо­дить еще раз­ные источ­ни­ки дохо­да: пере­про­да­жу скота, ута­и­ва­ние семян, пред­на­зна­чен­ных для посе­ва. Все это, конеч­но, стро­го запре­ща­лось, но вилик пре­вос­ход­но умел обхо­дить все запре­ты.

    Что каса­ет­ся « город­ской семьи» (fa­mi­lia ur­ba­na), то здесь люди умст­вен­но­го труда зани­ма­ли поло­же­ние иное, чем лакей или повар. Извест­ный умст­вен­ный и куль­тур­ный уро­вень под­ни­мал раба в гла­зах хозя­и­на, а если этот раб делал­ся для него близ­ким чело­ве­ком, то жизнь его ста­но­ви­лась совер­шен­но иной, чем жизнь осталь­ных рабов (Тирон, сек­ре­тарь Цице­ро­на и друг всей его семьи; его врач Алек­си­он; Алек­сий, пра­вая рука Атти­ка, Мелисс, раб Меце­на­та, став­ший ему люби­мым дру­гом). Эти интел­ли­гент­ные люди в раб­ской « семье» состав­ля­ли, конеч­но, малую груп­пу, хотя и вооб­ще в III и II вв. до н. э. коли­че­ство домаш­ней челяди было неве­ли­ко. У Мар­ка Анто­ния, кон­су­ля­ра, с.249 было толь­ко восемь рабов; у Кар­бо­на, чело­ве­ка бога­то­го, одним мень­ше. За Мани­ем Кури­ем (победи­тель Пир­ра) сле­до­ва­ло в похо­де два коню­ха. Катон гово­рил, что, отправ­ля­ясь про­кон­су­лом в Испа­нию, он взял с собой тро­их рабов (Apul. Apol. 17). В I в. н. э. такой про­стоты в оби­хо­де уже не было. Милон и Кло­дий окру­жи­ли себя сви­той воору­жен­ных рабов; когда про­изо­шла их тра­ги­че­ская встре­ча, Кло­дия сопро­вож­да­ло 30 рабов, а Милон ехал с боль­шим их отрядом (As­con, arg. pro Mil., p. 32, Or.). Гора­цию за сто­лом, на кото­ром сто­ит деше­вая гли­ня­ная посуда и на обед пода­ют­ся блин­чи­ки, горо­шек и порей, при­слу­жи­ва­ют три раба (sat. I. 6. 115- 118). У Мар­ци­а­ла, неустан­но повто­ряв­ше­го, что он бед­няк, были вилик и диспен­са­тор, а это озна­ча­ет, что в его номен­тан­ской усадь­бе были рабы, кото­ры­ми вилик рас­по­ря­жал­ся, и было хозяй­ство, рас­чет­ную часть кото­ро­го вел диспен­са­тор. В бога­том доме были рабы раз­ных кате­го­рий: при­врат­ник, в ста­ри­ну сидев­ший на цепи; лакеи-« спаль­ни­ки» - cu­bi­cu­la­rii, при­слу­жи­вав­шие лич­но хозя­и­ну и поль­зо­вав­ши­е­ся ино­гда весом; Сене­ка по край­ней мере гово­рит о « гне­ве и гор­до­сти (su­per­ci­lium) лакея» (de con­st, sap. 14. 1); лек­ти­ка­рии, нес­шие носил­ки; номен­кла­тор, под­ска­зы­вав­ший хозя­и­ну име­на нуж­ных ему людей; pe­di­se­quus, кото­рый сопро­вож­дал хозя­и­на на обед, в гости и сто­ял сза­ди за ним; « дво­рец­кий» (at­rien­sis), ключ­ник, повар, хле­бо­пек, рабы, если мож­но так выра­зить­ся, без спе­ци­аль­но­сти, зани­мав­ши­е­ся убор­кой поме­ще­ния, слу­жив­шие на побе­гуш­ках и т. д. Мож­но было обза­ве­стись соб­ст­вен­ным цирюль­ни­ком, сво­им вра­чом, сво­ей домаш­ней капел­лой.

    Не иметь ни одно­го раба было при­зна­ком край­ней нище­ты (Mart. XI. 32); даже у бед­ня­ка Сими­ла (Ps. Verg. Mo­re­tum) была рабы­ня. Люди бога­тые и не стес­нен­ные жильем при­об­ре­та­ли рабов толь­ко для того, чтобы при­дать себе пыш­но­сти и блес­ку. Ливий писал, что « чуже­зем­ная рос­кошь при­шла в Рим с вой­ском, вер­нув­шим­ся из Азии» (XXXIX. 6), и в чис­ле пред­ме­тов этой рос­ко­ши назы­вал арти­сток, играю­щих на раз­ных струн­ных инстру­мен­тах, и акте­ров. К ним же сле­ду­ет при­чис­лить и хоры домаш­них пев­цов (sym­pho­nia­ci); Сене­ка утвер­ждал: « На наших пируш­ках теперь пев­цов боль­ше, чем когда-то было в теат­рах зри­те­лей» . Одни рабы веда­ли убор­кой ком­нат, дру­гие - гар­де­робом хозя­и­на, третьи - его биб­лио­те­кой. У хозяй­ки были свои при­служ­ни­цы, с.250 кото­рые ее оде­ва­ли, уби­ра­ли ей воло­сы, смот­ре­ли за ее дра­го­цен­но­стя­ми. Как в нашем ари­сто­кра­ти­че­ском обще­стве XVIII в., так и в рим­ском выс­шем све­те I в. н. э. рас­про­стра­не­на была любовь к дурач­кам и кар­ли­кам. День­ги за них пла­ти­ли боль­шие. Мар­ци­ал шут­ли­во воз­му­щал­ся, что он запла­тил за дурач­ка 20 тысяч, а тот ока­зал­ся суще­ст­вом разум­ным (VIII. 13). Дуроч­ку сво­ей жены Сене­ка назы­вал « бре­ме­нем, достав­шим­ся по наслед­ству» . Он про­дол­жа­ет: « Мне лич­но про­тив­ны эти вырод­ки; если я хочу поза­ба­вить­ся над глу­по­стью, то мне не надо дале­ко ходить: я сме­юсь над собой» (epist. 50. 2). Рядом с дурач­ка­ми сто­я­ли кар­ли­ки и кар­ли­цы; « за эти урод­ли­вые, неко­то­рым обра­зом зло­ве­щие фигу­ры иные пла­тят доро­же, чем за тех, кото­рые име­ют обыч­ный достой­ный вид» (Gai. II. 5. 11). Про­пер­ций рас­ска­зы­ва­ет об удо­воль­ст­вии, кото­рое достав­лял зри­те­лям такой уро­дец, тан­це­вав­ший под зву­ки буб­на (V. 8. 41- 42).

    Мно­го­люд­ной челяди в бога­тых домах даже при жесто­ком хозя­ине жилось отно­си­тель­но при­воль­но: работы было мало. Тол­па рабов, вры­ваю­ща­я­ся с ран­не­го утра в гос­под­скую поло­ви­ну с тряп­ка­ми, губ­ка­ми и вени­ка­ми, окон­чив убор­ку, была сво­бод­на; цирюль­ник, под­стриг­ший и выбрив­ший хозя­и­на и его взрос­лых сыно­вей, мог даль­ше рас­по­ла­гать собой, как хотел; чтец был занят неко­то­рое вре­мя за обедом, а ино­гда еще и по утрам, пока хозя­ин не выхо­дил к собрав­шим­ся кли­ен­там. В небо­га­тых домах рабы были заня­ты боль­ше, но и то не до отка­за, насколь­ко мож­но судить по хозяй­ству Гора­ция. Дав и его това­ри­щи долж­ны были пре­вос­ход­но себя чув­ст­во­вать на то вре­мя, когда хозя­ин пре­да­вал­ся сво­им люби­мым оди­но­ким про­гул­кам или уез­жал в « име­ньи­це, кото­рое воз­вра­ща­ло его само­му себе» (epist. I. 14. 1). Сене­ка назы­вал город­ских рабов без­дель­ни­ка­ми (de ira, III. 29. 1) и про­ти­во­по­став­лял их рабам сель­ским. Рабу, вхо­див­ше­му в состав fa­mi­lia ur­ba­na, жилось несрав­нен­но лег­че, чем рабу, заня­то­му в сель­ском хозяй­стве, и неда­ром Гора­ций гро­зил Даву за его сме­лые речи отправ­кой в сабин­ское поме­стье (sat. II. 7. 119). Раб в поме­стье трудил­ся от зари до зари и не видел насто­я­ще­го отды­ха; город­ской сплошь и рядом вел полу­празд­ное суще­ст­во­ва­ние. « Это бес­печ­ный, сон­ли­вый народ» , - пишет Колу­мел­ла, насто­я­тель­но сове­туя хозя­и­ну не ста­вить вили­ком раба из « город­ской семьи» : « они при­вык­ли к без­де­лью, с.251 про­гул­кам на Мар­со­вом Поле, к цир­ку, теат­рам, азарт­ной игре, хар­чев­ням и непотреб­ным домам» (I. 8. 2; ср. Hor. epist. I. 14; 19- 26). Эта тол­па, отрав­лен­ная без­де­льем и город­ской жиз­нью, обыч­но недо­воль­ная и имев­шая осно­ва­ния быть недо­воль­ной, не мог­ла не вну­шать опа­се­ний (Tac. ann. XIV. 44).

    Глав­ным постав­щи­ком рабов на ита­лий­ский рынок явля­лась вой­на, и пери­од боль­ших заво­е­ва­тель­ных войн и терри­то­ри­аль­ной экс­пан­сии Рима был как раз вре­ме­нем, когда чис­ло рабов, все вре­мя попол­няв­ше­е­ся, достиг­ло боль­ших раз­ме­ров. Доста­точ­но при­ве­сти несколь­ко цифр: за про­ме­жу­ток в четы­ре года (205- 201 гг. до н. э.) Сци­пи­он отпра­вил в Сици­лию из Афри­ки на про­да­жу боль­ше 20 тыс. воен­но­плен­ных (Liv. XXIX. 29. 3); в 176 г. до н. э. после подав­ле­ния Сар­дин­ско­го вос­ста­ния было уби­то и взя­то в плен око­ло 80 тыс. (Liv. XLI. 28. 8); в 167 г. до н. э. по при­ка­зу сена­та из семи­де­ся­ти горо­дов Эпи­ра было про­да­но пол­то­рас­та тысяч (Po­lyb. XXX. 15; Liv. XLV. 34. 5- 6). Т. Франк (Eco­no­mic Sur­vey, 1. 188) счи­та­ет, что за пери­од от 200 до 150 г. до н. э. коли­че­ство воен­но­плен­ных, попав­ших в Ита­лию, дохо­ди­ло до 250 тысяч. К это­му чис­лу надо доба­вить еще отнюдь не малое коли­че­ство людей, похи­щен­ных пира­та­ми и про­дан­ных ими в раб­ство (этим же делом зани­ма­лись и рим­ские сбор­щи­ки пода­тей). Попол­нял­ся раб­ский рынок в нача­ле I в. до н. э. и про­да­жей детей, к кото­рой при­хо­ди­лось при­бе­гать жите­лям Малой Азии, чтобы хоть кое-как спра­вить­ся с упла­той нало­гов, уста­нов­лен­ных в 85- 84 г. до н. э. Сул­лой (Plut. Lu­cul. 20). Боль­шое коли­че­ство воен­но­плен­ных дали вой­ны Цеза­ря в Гал­лии: при­бли­зи­тель­но 150 тыс. чело­век, про­да­но было 53 тыс. из пле­ме­ни эду­а­ту­ков (b. g. II. 33), все пле­мя вене­тов (b. g. III. 16); после оса­ды Але­зии каж­дый сол­дат полу­чил плен­но­го (b. g. VII. 89).

    Поло­же­ние рез­ко изме­ни­лось при импе­рии, когда пре­кра­ти­лись боль­шие вой­ны и было уни­что­же­но пират­ство. Про­да­жа боль­шо­го коли­че­ства плен­ных « оптом» ста­ла собы­ти­ем ред­ким. В 25 г. до н. э. Август про­дал в раб­ство все пле­мя салас­сов: 44 тыс. чело­век (Suet. Aug. 21; Dio Cass. LIII. 25); после взя­тия Иеру­са­ли­ма и окон­ча­ния Иудей­ской вой­ны было взя­то в плен 97 тыс. чело­век, из кото­рых боль­шая часть была про­да­на (Flav. в. I. VI. 9. 3). Теперь про­да­ют глав­ным обра­зом рабов, рож­ден­ных дома (ver­nae), сво­их детей, выбро­шен­ных и подо­бран­ных детей, с.252 осуж­ден­ных в раб­ство по суду. Ино­гда при­во­зят рабов сосед­ние вар­вар­ские пле­ме­на: даки, сар­ма­ты, гер­ман­цы.

    При­каз о про­да­же плен­ных отда­вал­ся вое­на­чаль­ни­ком. В его вла­сти было пере­бить их, оста­вить в каче­стве государ­ст­вен­ных рабов, раздать, хотя бы частич­но, сол­да­там, как это сде­лал Цезарь после взя­тия Але­зии, или про­дать с аук­ци­о­на. Про­да­жа мог­ла про­ис­хо­дить или побли­зо­сти от того места, где плен­ные были взя­ты (Август рас­про­да­вал салас­сов в Эпо­редии), или в Риме. Плен­ных про­да­ва­ли, надев им на голо­ву вен­ки, - откуда и выра­же­ние: Sub co­ro­na ven­de­re; про­да­жей ведал кве­стор, и выру­чен­ные день­ги шли обыч­но в государ­ст­вен­ную каз­ну.

    При импе­рии тор­гов­лю раба­ми вели пре­иму­ще­ст­вен­но част­ные лица; один из таких man­go, Тора­ний, был осо­бен­но изве­стен во вре­ме­на Авгу­ста (Suet. Aug. 69. 1; Pl. VII. 56); заня­тие это счи­та­лось пре­зрен­ным, но дава­ло, види­мо, непло­хой доход.

    Неволь­ни­чий рынок нахо­дил­ся око­ло хра­ма Касто­ра; людей про­да­ва­ли с аук­ци­о­на, и гла­ша­тай (prae­co) выкли­кал досто­ин­ства про­да­ва­е­мых, сопро­вож­дая свою речь шуточ­ка­ми и при­ба­ут­ка­ми, обыч­ны­ми у людей этой про­фес­сии (Mart. VI. 66). Рабы сто­я­ли на вра­щаю­щем­ся помо­сте (ca­tas­ta) или на высо­ком камне (отсюда выра­же­ние: « de la­pi­de com­pa­ra­ri; de la­pi­de eme­re - поку­пать с кам­ня» ). У рабов, при­ве­зен­ных с чуж­би­ны, ноги сма­зы­ва­ли мелом - « таким виде­ли люди на ката­сте Хри­зо­го­на» (люби­мец Сул­лы, поль­зо­вав­ший­ся при нем боль­шим вли­я­ни­ем, - Pl. XXXV. 199). Поку­па­тель при­ка­зы­вал рабу раздеть­ся, осмат­ри­вал его со всех сто­рон, щупал его муску­лы, застав­лял соска­ки­вать вниз, чтобы посмот­реть, насколь­ко он ловок и про­во­рен. Кра­си­вых юно­шей-рабов « хра­ни­ли тай­ные ката­сты» : их пря­та­ли от глаз тол­пы в зад­ней части лавок Цеза­ре­ва база­ра (Saep­ta Iulia) (Mart, IX. 59. 3- 6). За про­да­жей следи­ли куруль­ные эди­лы; суще­ст­во­вал их осо­бый указ « о про­да­же рабов» ; про­да­вец дол­жен был пове­сить на шею раба таб­лич­ку (ti­tu­lus) и в ней ука­зать, не болен ли раб какой-либо болез­нью, нет ли у него физи­че­ско­го поро­ка, мешаю­ще­го рабо­те, не пови­нен ли он в каком пре­ступ­ле­нии, не воро­ват ли и не скло­нен ли к бег­ству (Gell. IV. 2; Cic. de off. III. 17). Рабо­тор­гов­цы счи­та­лись обман­щи­ка­ми пер­во­класс­ны­ми и, надо думать, пре­вос­ход­но уме­ли скры­вать болез­ни тех, кого они про­да­ва­ли. Руф из Эфе­са, врач, совре­мен­ник Тра­я­на, в сво­ем трак­та­те « О покуп­ке с.253 рабов» давал сове­ты, каким обра­зом обна­ру­жи­вать те скры­тые болез­ни, о кото­рых про­да­вец умал­чи­вал в надеж­де, что поку­па­тель ниче­го не заме­тит. В таб­лич­ке ука­зы­ва­лась и нацио­наль­ность раба: « мы поку­па­ем доро­же того раба, кото­рый при­над­ле­жит к луч­ше­му наро­ду» (Var. I. 1. IX. 93); « …нацио­наль­ность раба обыч­но или при­вле­ка­ет поку­па­те­ля, или отпу­ги­ва­ет его» (Dig. 21. 1; 31. 21). Гал­лы счи­та­лись пре­крас­ны­ми пас­ту­ха­ми, осо­бен­но для кон­ских табу­нов (Var. r. r. II. 10. 3); рос­лых, здо­ро­вен­ных кап­па­до­кий­цев поку­па­ли в бога­тые дома носить носил­ки (Mart. VI. 77. 4); даки годи­лись в овча­ры (Mart. VII. 80. 12); вра­чи, чте­цы, учи­те­ля, вооб­ще обра­зо­ван­ные рабы, чаще все­го были гре­ка­ми.

    Цены на рабов в Риме в I в. н. э. были такие: 600 сестер­ций за рабы­ню счи­та­лось деше­вой пла­той (Mart. VI. 66. 9). За сво­е­го Дава, кото­рый, поль­зу­ясь сво­бо­дой Сатур­на­лий, отчи­тал сво­е­го хозя­и­на, ука­зы­вая ему на его недо­стат­ки, Гора­ций запла­тил 500 драхм (sat. II. 7. 43); спо­соб­ный юно­ша, рож­ден­ный дома и знаю­щий гре­че­ский язык, сто­ил вчет­ве­ро доро­же (Hor. epist. II. 2. 5- 60); опыт­ный вино­гра­дарь сто­ил столь­ко же (Col. III. 3. 12). Очень доро­ги были рабы, кото­рых поку­па­ли как некий пред­мет рос­ко­ши. За кра­си­вых юно­шей пла­ти­ли по 100 и 200 тыс. (Mart. I. 58. 1; XI. 70. 1; 62. 1); рабы­ня, « куп­лен­ная на Свя­щен­ной Доро­ге» , сто­и­ла 100 тыс. (Mart. II. 63. 1). Цезарь запла­тил одна­жды за моло­до­го раба такие день­ги, что постес­нял­ся вне­сти эту сум­му в свои при­хо­до-рас­ход­ные кни­ги (Suet. Caes. 47).

    Как рас­пре­де­ля­лось это коли­че­ство рабов? Зна­чи­тель­ная часть работа­ла в сель­ском хозяй­стве, зна­чи­тель­ная - в раз­лич­ных мастер­ских; часть вхо­ди­ла в состав « город­ской семьи» или ста­но­ви­лась соб­ст­вен­но­стью государ­ства. В усадь­бах, где велось поле­вое, вино­град­ное и мас­лич­ное хозяй­ство, рабов было отно­си­тель­но мало, судя по свиде­тель­ствам Като­на и Варро­на для вре­мен рес­пуб­ли­ки, по свиде­тель­ству Колу­мел­лы для I в. импе­рии. Име­ния, о кото­рых пишут и Катон, и Варрон, не зани­ма­ют огром­ной земель­ной пло­ща­ди. Катон, зем­ли кото­ро­го нахо­ди­лись в Кам­па­нии и Лации, вла­дел вино­град­ни­ком в 100 и мас­лин­ни­ком в 240 юге­ров (югер око­ло ¼ га); иде­а­лом его явля­ет­ся вла­де­ние в 100 юге­ров, где пред­став­ле­ны все хозяй­ст­вен­ные отрас­ли (10; 11; 1.7). В вино­град­ни­ке у него работа­ет 14 чело­век, в мас­лин­ни­ке - 11 (не счи­тая в обо­их слу­ча­ях вили­ка и его жены). Они выпол­ня­ют в обо­их име­ни­ях всю с.254 теку­щую работу и загру­же­ны ею до отка­за; для съем­ки вино­гра­да и мас­лин при­гла­ша­ют­ся люди со сто­ро­ны (23; 144; 146); поле­вой клин сда­ет­ся издоль­щи­кам (136). Даже для того чтобы упра­вить­ся с ове­чьим ста­дом в сто голов, сво­их рук не хва­та­ет (150). Сто лет спу­стя Варрон, имев­ший в виду глав­ным обра­зом Саби­нию (и, веро­ят­но, Умбрию), счи­та­ет нор­маль­ным име­ние в 200 юге­ров; « лати­фун­дии» пред­став­ля­ют­ся ему исклю­че­ни­ем (I. 16. 3- 4). Такие работы, как убор­ка сена, жат­ва, даже сбор коло­сьев про­из­во­дят­ся наем­ной силой (это вполне есте­ствен­но: нет смыс­ла дер­жать людей, кото­рые будут загру­же­ны работой толь­ко в горя­чую пору; рим­ские хозя­е­ва обыч­но хоро­шо учи­ты­ва­ли, что им выгод­но). На « пти­це­фер­мах» , о кото­рых Варрон рас­ска­зы­ва­ет, заня­то по несколь­ку чело­век. Сазер­на (писа­тель кон­ца II - нача­ла I в. до н. э.), у кото­ро­го было име­ние в долине р. По, берет в каче­стве нор­мы уча­сток в 200 юге­ров, для обра­бот­ки кото­ро­го тре­бу­ет­ся 8 чело­век; Колу­мел­ла при рас­че­те рабо­чих дней име­ет в виду как раз такое име­ние (II. 12- 7). Рас­коп­ки под Пом­пе­я­ми позна­ко­ми­ли нас с рядом хозяйств, у кото­рых коли­че­ство зем­ли ред­ко дохо­ди­ло до 100 юге­ров, а чис­ло рабов до деся­ти.

    Боль­шо­го чис­ла людей тре­бо­ва­ло коче­вое ското­вод­ство (а по кли­ма­ти­че­ским усло­ви­ям Ита­лии боль­шие ста­да овец и круп­но­го рога­то­го скота при­хо­ди­лось пере­го­нять с юга, из Апу­лии и Калаб­рии, где тра­ва летом выго­ра­ла, в Абруц­цы, а на зиму идти с ними обрат­но на юг). По свиде­тель­ству Варро­на, тысяч­ную ота­ру гру­бо­шерст­ных овец пору­ча­ли 10 чело­ве­кам (II. 2. 20), кон­ский табун в 50 голов - дво­им (II. 10. 11), а таких отар и табу­нов быва­ло у одно­го хозя­и­на по несколь­ку. Раз­мах ита­лий­ско­го ското­вод­ства был очень велик, и чис­ло пас­ту­хов в общей слож­но­сти исчис­ля­лось тыся­ча­ми; Ливий рас­ска­зы­ва­ет, что в 185 г. до н. э. в Апу­лии не было житья от пас­ту­хов, раз­бой­ни­чав­ших по доро­гам и на паст­би­щах (XXXIX. 29). Пре­то­ру уда­лось пой­мать око­ло 7 тыс. чело­век, а мно­гие убе­жа­ли.

    О мно­го­люд­ных « город­ских семьях» уже гово­ри­лось. Ошиб­кой было бы, одна­ко, думать, что домаш­няя челядь обыч­но исчис­ля­лась в сот­нях людей. Педа­ний Секунд, пре­фект Рима (61 г. н. э.), жив­ший в особ­ня­ке-двор­це, мог дер­жать 400 рабов (Tac. ann. XIV. 43); мог­ли иметь сот­ни их и вла­дель­цы особ­ня­ков, рас­по­ло­жен­ных на город­ской пери­фе­рии. При нали­чии у них боль­шой с.255 земель­ной пло­ща­ди мож­но было выстро­ить для рабов отдель­ную казар­му в два-три эта­жа; мож­но было раз­ме­стить их в какой-то части огром­но­го дома. В таком доме, каким был Дом Менанд­ра в Пом­пе­ях, мож­но было отве­сти одну поло­ви­ну для хозяй­ст­вен­ных нужд и для рабов. Но где было посе­лить не то что несколь­ко сотен, а несколь­ко десят­ков рабов в таких квар­ти­рах мно­го­этаж­ной инсу­лы, в каких жило боль­шин­ство рим­ско­го насе­ле­ния? Обыч­ная квар­ти­ра пло­ща­дью око­ло 100 м 2 состо­я­ла из двух парад­ных ком­нат, зани­мав­ших бо́ льшую часть общей пло­ща­ди, и двух-трех спа­лен зна­чи­тель­но мень­ше­го раз­ме­ра, ино­гда еще одной неболь­шой ком­на­ты-кух­ни и доволь­но узко­го коридо­ра.

    Ни парад­ные ком­на­ты, ни хозяй­ские спаль­ни для рабов не пред­на­зна­ча­лись. Оста­ва­лись кух­ня и коридор, в кото­рых и деся­ти чело­ве­кам было не повер­нуть­ся. Ука­за­ний на то, что рабы, при­слу­жи­ваю­щие по дому, сели­лись отдель­но от хозя­ев, в каком-то спе­ци­аль­но для них наня­том или отведен­ном бара­ке, мы нигде не най­дем. Вопли Гора­ция, взы­ваю­ще­го к сво­им, не слиш­ком про­вор­ным « пар­ням» , чтобы они помог­ли ему одеть­ся и про­во­жа­ли на Эскви­лин к Меце­на­ту, неожидан­но, уже позд­но вече­ром, при­гла­сив­ше­го поэта в гости, свиде­тель­ст­ву­ют, что Дав с това­ри­ща­ми живут сов­мест­но с гос­по­ди­ном. При доро­го­визне рим­ских квар­тир сни­мать еще одно поме­ще­ние для рабов чело­ве­ку, даже хоро­ше­го достат­ка, было бы наклад­но. Оби­та­те­ли инсул вынуж­де­ны были огра­ни­чи­вать штат сво­ей при­слу­ги по той весь­ма про­стой и весь­ма побуди­тель­ной при­чине, что девать эту при­слу­гу было некуда.

    Пере­се­ле­ние из особ­ня­ка в инсу­лу про­из­ве­ло целую рево­лю­цию в быту не толь­ко хозя­и­на, но и его раба. В особ­ня­ке была кух­ня, был очаг, на кото­ром мож­но было сва­рить еду; в инсу­ле име­ет­ся жаров­ня для хозя­и­на и его семьи; раб пусть кор­мит­ся на сто­роне. Он полу­ча­ет « меся­чи­ну» : по сло­вам Сене­ки, пять моди­ев зер­на и пять дина­ри­ев (epist. 80. 7). День­ги раб мог употре­бить на покуп­ку раз­ной при­пра­вы к хле­бу: олив­ко­во­го мас­ла, соле­ных мас­лин, ово­щей, фрук­тов. Ино­гда хлеб­ный паек выда­вал­ся не поме­сяч­но, а поден­но, и в этом слу­чае, по всей веро­ят­но­сти, не зер­ном, а пече­ным хле­бом: еже­днев­но отве­ши­вать зер­но было бы черес­чур хло­пот­ли­во, а поку­пать стан­дарт­ный хлеб одно­го и того же веса лег­ко. Воз­мож­но, что поден­ный паек выда­вал­ся про­сто день­га­ми.

    с.256 Если жилищ­ные усло­вия у сель­ско­го раба были пло­хи, то у город­ско­го они были еще хуже. В инсу­ле осо­бо­го поме­ще­ния для него не было; рабы при­ты­ка­лись где при­дет­ся, лишь бы най­ти сво­бод­ное местеч­ко. О кро­ва­тях нече­го было и думать. Мар­ци­ал, укла­ды­вая раба на « жал­кую под­стил­ку» , писал, види­мо, с нату­ры (IX. 92. 3).

    Этот горь­кий быт дела­ла еще гор­ше пол­ная уза­ко­нен­ная зави­си­мость раба от хозя­и­на - от его настро­е­ния, при­хо­ти и капри­за. Осы­пан­но­го мило­стя­ми сего­дня, зав­тра мог­ли под­верг­нуть жесто­чай­шим истя­за­ни­ям за какой-нибудь ничтож­ней­ший про­сту­пок. В комеди­ях Плав­та рабы гово­рят о пор­ке, как о чем-то обыч­ном и повсе­днев­ном. Роз­ги счи­та­лись самым мяг­ким нака­за­ни­ем, страш­нее был ремен­ный бич и « трех­хвост­ка» - ужас­ная плеть в три рем­ня, с узла­ми на рем­нях, пере­пле­тен­ных ино­гда про­во­ло­кой. Имен­но ее тре­бу­ет хозя­ин, чтобы отсте­гать пова­ра за недо­жа­рен­но­го зай­ца (Mart. III. 94). Эрга­стул и колод­ки, работа на мель­ни­це, ссыл­ка в каме­но­лом­ни, про­да­жа в гла­ди­а­тор­скую шко­лу - любо­го из этих страш­ных нака­за­ний мог ожидать раб, и защи­ты от хозяй­ско­го про­из­во­ла не было. Ведий Пол­ли­он бро­сал про­ви­нив­ших­ся рабов в пруд на съе­де­ние муре­нам: « толь­ко при такой каз­ни он мог наблюдать, как чело­ве­ка сра­зу раз­ры­ва­ют на кус­ки» (Pl. IX. 77). Хозяй­ка велит рас­пять раба, пред­ва­ри­тель­но выре­зав ему язык (Cic. pro Cluent. 66. 187). Слу­чай был не един­ст­вен­ный; о таком же упо­ми­на­ет Мар­ци­ал (II. 82). Зуботы­чи­ны и опле­ухи были в поряд­ке дня, и люди вро­де Гора­ция и Мар­ци­а­ла, кото­рые отнюдь не были злоб­ны­ми извер­га­ми, счи­та­ли вполне есте­ствен­ным давать волю рукам (Hor. sat. II. 7. 44; Mart. XIV. 68) и отко­ло­тить раба за пло­хо при­готов­лен­ный обед (Mart. VIII. 23). Хозя­ин счи­та­ет себя впра­ве не лечить заболев­ше­го раба: его про­сто отво­зят на ост­ров Аскле­пия на Тиб­ре и там остав­ля­ют, сни­мая с себя вся­кую заботу об ухо­де за боль­ным. У Колу­мел­лы мельк­ну­ли хозя­е­ва, кото­рые, наку­пив рабов, вовсе о них не заботят­ся (IV. 3. 1); раз­бой­ник Бул­ла гово­рит вла­стям, что если они хотят поло­жить конец раз­бою, то пусть заста­вят гос­под кор­мить сво­их рабов (Dio Cass. LXXVII. 10. 5).

    Мно­гое, конеч­но, зави­се­ло от хозя­и­на, от его харак­те­ра и обще­ст­вен­но­го поло­же­ния. Раб, кото­ро­го сол­дат в каче­стве воен­ной добы­чи при­во­дил к себе домой, в свой ста­рый кре­стьян­ский двор, сра­зу ока­зы­вал­ся рав­ным сре­ди рав­ных; ел ту же самую пищу, с.257 что и все, и за тем же самым сто­лом, спал вме­сте со все­ми в той же хижине и на такой же соло­ме; вме­сте с хозя­и­ном ухо­дил в поле и трудил­ся наравне с ним. Хозя­ин мог ока­зать­ся злым на работу и не давать на ней спус­ку, но он сам работал, не щадя сил и не жалея себя; он мог при­крик­нуть на раба, но так­же кри­чал он и на сына, и в его тре­бо­ва­тель­но­сти не было ниче­го обид­но­го или уни­зи­тель­но­го. В про­стой рабо­чей среде не было глу­пых при­хо­тей и зло­го само­дур­ства, когда какой-нибудь сена­тор тре­бо­вал, чтобы раб не смел рас­крыть рта, пока его не спро­сят, и нака­зы­вал раба за то, что он чих­нул или каш­ля­нул в при­сут­ст­вии гостей (Sen. epist. 47. 3).

    Были сре­ди рим­ских рабо­вла­дель­цев не одни извер­ги; мы зна­ем и доб­рых, по-насто­я­ще­му чело­веч­ных и забот­ли­вых хозя­ев. Таки­ми были Цице­рон, Колу­мел­ла, Пли­ний и его окру­же­ние. Пли­ний поз­во­ля­ет сво­им рабам остав­лять заве­ща­ния, свя­то выпол­ня­ет их послед­нюю волю, всерь­ез забо­тит­ся о тех, кто забо­лел; раз­ре­ша­ет им при­гла­шать гостей и справ­лять празд­ни­ки. Мар­ци­ал, опи­сы­вая усадь­бу Фау­сти­на, вспо­ми­на­ет малень­ких ver­nae, рас­сев­ших­ся вокруг пылаю­ще­го оча­га, и обеды, за кото­ры­ми « едят все, а сытый слу­га и не поду­ма­ет завидо­вать пья­но­му сотра­пез­ни­ку» (III. 58. 21 и 43- 44). У Гора­ция в его сабин­ском поме­стье « рез­вые ver­nae» сиде­ли за одним сто­лом с хозя­и­ном и его гостя­ми и ели то же самое, что и они (sat. II. 6. 65- 67). Сене­ка, воз­му­щав­ший­ся жесто­ко­стью гос­под, вел себя со сво­и­ми раба­ми, веро­ят­но, соглас­но прин­ци­пам сто­и­че­ской фило­со­фии, кото­рые про­воз­гла­шал.

    Мы не можем уста­но­вить ста­ти­сти­че­ски, кого было боль­ше, пло­хих или хоро­ших хозя­ев, и в кон­це кон­цов это не так важ­но; и в одном и в дру­гом слу­чае раб оста­вал­ся рабом; его юриди­че­ское и обще­ст­вен­ное поло­же­ние оста­ва­лось тем же самым, и есте­ствен­но поста­вить вопрос, как вли­я­ло раб­ское состо­я­ние на чело­ве­ка и какой душев­ный склад оно созда­ва­ло. Какие были осно­ва­ния у Таци­та и Сене­ки гово­рить о « раб­ской душе» (in­ge­nium ser vi­le)?

    Чужой в той стране, куда его занес­ла злая судь­ба, раб рав­но­ду­шен к ее бла­го­по­лу­чию и к ее несча­стьям; его не раду­ет ее про­цве­та­ние, но и горе­сти ее не лягут кам­нем на его душу. Если его заби­ра­ют в сол­да­ты (во вре­мя вой­ны с Ган­ни­ба­лом два с.258 леги­о­на были состав­ле­ны из рабов), то он идет не защи­щать эту без­раз­лич­ную ему зем­лю, а добы­вать себе сво­бо­ду: он дума­ет о себе, а не обо всех. Люди отня­ли у него все, чем крас­на жизнь: роди­ну, семью, неза­ви­си­мость, он отве­ча­ет им нена­ви­стью и недо­ве­ри­ем. Дале­ко не все­гда испы­ты­ва­ет он чув­ство това­ри­ще­ства даже к собра­тьям по судь­бе. В одной из комедий Плав­та хозя­ин дома велит сво­ей челяди пере­бить ноги каж­до­му сосед­ско­му рабу, кото­рый взду­мал бы забрать­ся к нему на кры­шу, кро­ме одно­го, и этот один отнюдь не обес­по­ко­ен судь­бой това­ри­щей: « пле­вать мне, что они сде­ла­ют с осталь­ны­ми» (Mi­les glo­rios. 156- 168). Объ­еди­не­ние гла­ди­а­то­ров, ушед­ших со Спар­та­ком, или тех гер­ман­цев, кото­рые, попав в плен, пере­ду­ши­ли друг дру­га, чтобы толь­ко не высту­пать на поте­ху рим­ской чер­ни, явле­ние ред­кое - обыч­но дру­гое: люди, кото­рые живут под одной кры­шей, еже­днев­но друг с дру­гом встре­ча­ют­ся, раз­го­ва­ри­ва­ют, шутят, рас­ска­зы­ва­ют один дру­го­му о сво­ей судь­бе, сво­их бедах и чая­ни­ях, хлад­но­кров­но вса­жи­ва­ют нож в гор­ло това­ри­щу. Цир­ко­вые воз­ни­цы не оста­но­вят­ся перед любой хит­ро­стью, обра­тят­ся к кол­дов­ству лишь бы погу­бить това­ри­ща-сопер­ни­ка. В мир­ной обста­нов­ке сель­ской усадь­бы хозя­ин рас­счи­ты­ва­ет на то, что рабы будут друг за дру­гом под­гляды­вать и друг на дру­га доно­сить. Раб отъ­еди­нен от дру­гих, забо­тит­ся толь­ко о себе и рас­счи­ты­ва­ет толь­ко на себя.

    Раб лишен того, что состав­ля­ет силу и гор­дость сво­бод­но­го чело­ве­ка, - у него нет пра­ва на сво­бод­ное сло­во. Он дол­жен слы­ша не слы­шать и видя не видеть, а видит и слы­шит он мно­гое, но выска­зать по это­му пово­ду свое суж­де­ние, свою оцен­ку не сме­ет. Перед его гла­за­ми совер­ша­ет­ся пре­ступ­ле­ние - он мол­чит; и посте­пен­но зло пере­ста­ет казать­ся ему злом: он при­тер­пел­ся, обвык, нрав­ст­вен­ное чутье у него при­ту­пи­лось. Да и чужая жизнь инте­рес­на ему толь­ко в той сте­пе­ни, в какой от нее зави­сит его соб­ст­вен­ная; в этом мире един­ст­вен­ное, что есть у него, - это он сам, и его буду­щее зави­сит толь­ко от него. По стран­ной иро­нии судь­бы этот чело­век, став « вещью» , ока­зы­ва­ет­ся куз­не­цом сво­ей судь­бы. Ему надо выбить­ся из сво­е­го раб­ско­го состо­я­ния, и он выби­ра­ет путь, кото­рый кажет­ся ему наи­бо­лее вер­ным и без­опас­ным: он опу­ты­ва­ет душу хозя­и­на ложью и лестью - усерд­но выпол­ня­ет все его при­ка­за­ния, пови­ну­ет­ся с.259 самым гнус­ным его при­хотям; « что бы ни при­ка­зал гос­по­дин, ничто не позор­но» , - ска­жет Три­маль­хи­он. Умный и наблюда­тель­ный, он быст­ро под­ме­ча­ет поро­ки и сла­бо­сти хозя­и­на, лов­ко пота­ка­ет им, и ско­ро хозя­ин уже не может обой­тись без него: он ста­но­вит­ся его пра­вой рукой, совет­ни­ком и наперс­ни­ком, запра­ви­лой в доме, гро­зой осталь­ных рабов, а ино­гда и несча­стьем для всей семьи (исто­рия Ста­ция, раба, а потом отпу­щен­ни­ка Цице­ро­но­ва бра­та Квин­та). Он изги­ба­ет­ся перед хозя­и­ном: хозя­ин - сила, и высо­ко­мер­но дер­зок со все­ми, в ком нет силы. Если ему будет выгод­но пре­дать хозя­и­на и доне­сти на него, он пре­даст и доне­сет. Мораль­ные коле­ба­ния ему неиз­вест­ны; зако­ны нрав­ст­вен­но­сти его не свя­зы­ва­ют: он не подо­зре­ва­ет об их суще­ст­во­ва­нии. « Сколь­ко рабов, столь­ко вра­гов» , - пого­вор­ка воз­ник­ла на осно­ва­нии опы­та и наблюде­ния.

    Не все рабы были, конеч­но, тако­вы. Были люди, кото­рые не мири­лись со сво­ей раб­ской судь­бой, но сбро­сить ее путем угод­ни­че­ства и пре­смы­ка­ния не мог­ли и не уме­ли. Жизнь их ста­но­ви­лась сплош­ным про­те­стом про­тив зако­нов зло­го и неспра­вед­ли­во­го мира, кото­рый под­чи­нил их себе. Про­тест этот мог выра­жать­ся очень раз­лич­но в зави­си­мо­сти от нрав­ст­вен­но­го скла­да и умст­вен­но­го уров­ня. Одни ста­но­ви­лись про­сто « отча­ян­ны­ми» : ни пле­ти, ни колод­ки, ни мель­ни­ца ниче­го с ними не мог­ли поде­лать; они пили, буя­ни­ли, дер­зи­ли: это был их спо­соб выра­жать свою нена­висть и свое пре­зре­ние к окру­жаю­ще­му. Дру­гие уме­ло эту нена­висть скры­ва­ли, копи­ли ее в себе, ожидая сво­е­го часа, и когда он при­хо­дил, обру­ши­ва­ли ее все рав­но на кого, лишь бы на сытых и оде­тых, на тех, кто похо­дил на чело­ве­ка, кото­рый ими помы­кал и втап­ты­вал в грязь. Они рас­прав­ля­лись с хозя­и­ном, сбе­га­ли, ухо­ди­ли в раз­бой­ни­чьи шай­ки, жад­но при­слу­ши­ва­лись, нет ли где вос­ста­ния. В вой­ске Спар­та­ка было мно­го таких.

    Люди, более мир­ные и обла­дав­шие малым запа­сом внут­рен­ней силы, мири­лись со сво­ей долей и ста­ра­лись толь­ко устро­ить­ся так, чтобы раб­ское ярмо не слиш­ком нати­ра­ло им шею. Они при­ла­жи­ва­лись к дому и все­му домаш­не­му строю и жили со дня на день, не загляды­вая даль­ше сего­дня, поти­хонь­ку лов­чась и выга­ды­вая себе хоть кро­хот­ный кусо­чек жиз­нен­ных удобств и удо­воль­ст­вий. Полю­бо­вать­ся на гла­ди­а­то­ров, забе­жать в хар­чев­ню и побол­тать с при­я­те­лем, съесть кусо­чек мяса, отведать жир­ной с.260 лепеш­ки, зай­ти к деше­вой про­даж­ной жен­щине, - бед­ный, ограб­лен­ный людь­ми чело­век ни о чем боль­ше не меч­тал. Если он попа­дал­ся на какой-нибудь не очень невин­ной про­дел­ке, вро­де под­ли­ва­ния воды вме­сто отпи­то­го вина или на кра­же несколь­ких сестер­ций, и извер­нуть­ся никак не уда­ва­лось, он муже­ст­вен­но тер­пел побои: непри­ят­но­стей в жиз­ни не избе­жать, и уме­ние жить заклю­ча­ет­ся в том, чтобы про­скольз­нуть меж­ду ними, не очень обо­драв себе кожу. Комедия люби­ла выво­дить таких рабов; Плавт без них почти не обхо­дит­ся.

    Раб ото­мстил хозя­и­ну, и раб­ские вос­ста­ния были, пожа­луй, наи­ме­нее страш­ной фор­мой этой мести. Его жизнь была обез­обра­же­на - он сде­лал без­образ­ной жизнь хозя­и­на; его душа была иска­ле­че­на - он иска­ле­чил хозяй­скую. С дет­ских лет хозя­ин при­вык, что его жела­ни­ям нет пре­гра­ды и все его поступ­ки встре­ча­ют­ся толь­ко одоб­ре­ни­ем - кон­троль над собой утра­чи­ва­ет­ся, голос сове­сти замол­ка­ет. В его вла­сти нахо­дит­ся тол­па этих бес­прав­ных, без­глас­ных людей, он может делать с ними все, что хочет, - и страш­ные тем­ные инстинк­ты, живу­щие в его душе, выры­ва­ют­ся на волю: он наслаж­да­ет­ся чужи­ми стра­да­ни­я­ми, и в атмо­сфе­ре, кото­рая не отрав­ле­на жесто­ко­стью и про­из­во­лом, ему уже нечем дышать. Он пре­зи­ра­ет рабов, и ува­же­ние к чело­ве­ку и к само­му себе неза­мет­но уми­ра­ет в его душе; в ней, как в зер­ка­ле, отра­жа­ет­ся « раб­ская душа» ; хозя­ин ста­но­вит­ся двой­ни­ком сво­е­го раба: он пре­смы­ка­ет­ся и лжет, он дро­жит за свою жизнь и свою судь­бу, он трус­лив и нагл. Сена­тор ведет себя с Кали­гу­лой или Неро­ном, а сво­бод­ный кли­ент со сво­им патро­ном ничуть не луч­ше, чем ведет себя с гос­по­да­ми их самый под­лый раб.

    Нель­зя было не видеть это­го рас­тле­ваю­ще­го вли­я­ния раб­ской среды. Квин­ти­ли­ан, умный, пре­крас­ный педа­гог, пред­у­преж­дал роди­те­лей об опас­но­сти для детей « обще­ния с дур­ны­ми раба­ми» (I. 2. 4); Тацит счи­тал глав­ной при­чи­ной паде­ния нра­вов то обсто­я­тель­ство, что вос­пи­та­ние детей его совре­мен­ни­ки пору­ча­ют рабам, и ребе­нок про­во­дит свое вре­мя в их обще­стве (dial. 29).

    Была, одна­ко, еще кате­го­рия рабов, кото­рых хозя­е­ва в сле­по­те сво­е­го рабо­вла­дель­че­ско­го миро­воз­зре­ния счи­та­ли доб­ры­ми и вер­ны­ми раба­ми. Люди эти были наде­ле­ны боль­шой долей здра­во­го смыс­ла, счи­та­ли, что пле­тью обу­ха не пере­ши­бешь и не меч­та­ли о с.261 цар­стве спра­вед­ли­во­сти. В них не было геро­и­че­ской заквас­ки их неукро­ти­мых това­ри­щей, кото­рые с голы­ми рука­ми кида­лись на штурм страш­но­го рим­ско­го государ­ства. Они дума­ли о себе, устра­и­ва­ли свою судь­бу, меч­та­ли о сво­бо­де для себя и счи­та­ли, что доро­гу к ней они ско­рее все­го про­бьют работой. Им пре­ти­ли околь­ные пути угод­ни­че­ства и низо­сти, кото­ры­ми в раб­ской среде шли мно­гие. Это были порядоч­ные люди и доб­ро­со­вест­ные работ­ни­ки, кото­рые часто вкла­ды­ва­ли в работу пыл твор­че­ско­го вдох­но­ве­ния. Эти безы­мен­ные атлан­ты, и в раб­ском состо­я­нии, и став сво­бод­ны­ми, дер­жа­ли на сво­их креп­ких пле­чах всю хозяй­ст­вен­ную жизнь Рима. Сло­ва Гоме­ра « раб нера­див» к ним не при­ло­жи­мы. Мы виде­ли, какое коли­че­ство спе­ци­а­ли­стов насчи­ты­ва­ло в Риме « вод­ное ведом­ство» (рабы - сплошь). Эти люди, от усер­дия и вни­ма­ния кото­рых зави­се­ла жизнь гро­мад­но­го горо­да, не заслу­жи­ва­ют име­ни « нера­ди­вых» , рав­но как и пожар­ни­ки (отпу­щен­ни­ки, т. е. вче­раш­ние рабы), рев­ност­но нес­шие тяж­кую и небла­го­дар­ную служ­бу. Рабы стро­и­ли дома и бази­ли­ки, водо­про­во­ды и хра­мы, остат­ки кото­рых до сих пор вызы­ва­ют изум­ле­ние и вос­торг. Форум Тра­я­на создал не один Апол­ло­дор: если бы в его рас­по­ря­же­нии не было тысяч раб­ских при­леж­ных и умных рук, его замы­сел нико­гда бы не осу­ще­ст­вил­ся. Ита­лий­ский пло­до­вый сад насчи­ты­ва­ет в сво­ем ассор­ти­мен­те десят­ки вели­ко­леп­ных сор­тов. Кто их вывел? раб-садов­ник. Кто создал пре­вос­ход­ную апу­лий­скую поро­ду овец, реа­тин­ских ослов, за кото­рых пла­ти­ли десят­ки тысяч сестер­ций, пре­крас­ных рыси­стых лоша­дей? Кто вел в глу­ши отда­лен­ных паст­бищ эту тер­пе­ли­вую работу скре­щи­ва­ния, наблюде­ния, выра­щи­ва­ния молод­ня­ка? раб-пас­тух. Не были « нера­ди­вы­ми» масте­ра, кото­рые созда­ли лег­кие пом­пей­ские сто­ли­ки, уме­ло раз­бро­са­ли пре­лест­ный орна­мент по широ­ко­му полю кар­ти­бу­ла, потруди­лись над дере­вян­ным сун­ду­ком или брон­зо­вой жаров­ней, пре­вра­щая скром­ную утварь в под­лин­ное про­из­веде­ние искус­ства. С почти­тель­ным вос­тор­гом отно­сим­ся мы к Спар­та­ку и его това­ри­щам, но и об этих неза­мет­ных, забы­тых тру­же­ни­ках дума­ешь с любо­вью и ува­же­ни­ем.

    Чело­ве­че­ская жизнь и чело­ве­че­ские отно­ше­ния очень слож­ны и мно­го­сто­рон­ни; они не засты­ва­ют в еди­ной, еди­но­об­раз­ной фор­ме. Облик их меня­ет­ся; идут годы, с ними в жизнь всту­па­ет нечто новое; ста­рое ухо­дит вовсе или под­вер­га­ет­ся пере­ра­бот­ке, с.262 мед­лен­ной вна­ча­ле, может быть, едва замет­ной. Так было и в отно­ше­нии к рабу, - наряду со ста­рым про­би­ва­ют­ся рост­ки ново­го. Рим­ское зако­но­да­тель­ство при­зна­ва­ло раб­ство уза­ко­нен­ным меж­ду­на­род­ным инсти­ту­том (iure gen­tium) и тем не менее счи­та­ло его про­ти­во­есте­ствен­ным (contra na­tu­ram). Зако­но­да­те­ли нико­гда не заду­мы­ва­лись над тем, как согла­со­вать это про­ти­во­ре­чие, но зато нико­гда не про­воз­гла­ша­ли того поло­же­ния, кото­рое Ари­сто­тель поло­жил в осно­ву сво­е­го уче­ния о раб­стве: суще­ст­ву­ют не толь­ко люди, но целые наро­ды, кото­рые по самой при­ро­де сво­ей, по все­му душев­но­му скла­ду (φύ­σει ) пред­на­зна­че­ны к раб­ству и долж­ны быть раба­ми. Для рим­ско­го зако­но­да­те­ля раб был дви­жи­мым иму­ще­ст­вом, вещью (res), но когда эта « вещь» полу­ча­ла сво­бо­ду, она немед­лен­но пре­вра­ща­лась в чело­ве­ка и очень ско­ро в рим­ско­го граж­да­ни­на. На опы­те повсе­днев­ных встреч и еже­днев­но­го обще­ния рим­ля­нин дол­жен был при­знать, что эта « вещь» обла­да­ет свой­ства­ми, кото­рые застав­ля­ют отно­сить­ся к ней ина­че, чем к ослу или соба­ке, и кото­рые ино­гда тако­вы, что обла­да­те­ля их никак уж не посчи­та­ешь « вещью» . Боль­шин­ство выдаю­щих­ся грам­ма­ти­ков, о кото­рых рас­ска­зы­ва­ет Све­то­ний, были отпу­щен­ни­ка­ми: этих рабов хозя­е­ва отпус­ка­ли на сво­бо­ду « за их даро­ва­ния и обра­зо­ван­ность» . Отпу­щен­ни­ка­ми были Ливий Анд­ро­ник, осно­во­по­лож­ник рим­ской лите­ра­ту­ры, и Терен­ций, при­знан­ный мастер латин­ской комедии. « Вещь» еже­ми­нут­но мог­ла обер­нуть­ся чело­ве­ком, и с этим нель­зя было не счи­тать­ся. Это при­шлось при­знать само­му Като­ну, а у него по отно­ше­нию к рабам не было и про­блес­ка чело­ве­че­ско­го чув­ства. Этот чело­век, рас­смат­ри­вав­ший раба дей­ст­ви­тель­но толь­ко как доход­ную ста­тью, вынуж­ден был, одна­ко, запи­сать совет: « паха­рям угож­дай, чтобы они луч­ше смот­ре­ли за вола­ми» (сло­во « пахарь» не переда­ет все­го зна­че­ния bi­bul­cus: это был дей­ст­ви­тель­но пахарь, но в обя­зан­но­сти его вхо­ди­ла не толь­ко пахота, на нем лежал весь уход за вола­ми). Мы можем про­следить в одной обла­сти, а имен­но, в сель­ском хозяй­стве, как рас­тет это вни­ма­ние к рабу - чело­ве­ку; мы рас­по­ла­га­ли здесь доку­мен­таль­ны­ми сведе­ни­я­ми от двух сто­ле­тий: Катон (середи­на II в. до н. э.), Варрон (конец I в. до н. э.) и Колу­мел­ла (вто­рая поло­ви­на I в. н. э.). Катон рас­смат­ри­ва­ет раба толь­ко как рабо­чую силу, из кото­рой надо выжать как мож­но боль­ше; никак нель­зя допу­стить, с.263 чтобы рас­хо­ды на эту силу пре­вы­си­ли доход, кото­рый она дает: поэто­му боль­но­го и ста­ро­го раба надо про­дать, поэто­му, если раб вре­мен­но не может работать, ему надо на это вре­мя сокра­тить его паек, поэто­му и дожд­ли­вые, и празд­нич­ные дни долж­ны быть, насколь­ко воз­мож­но, запол­не­ны работой; работа долж­на быть выпол­не­на во что бы то ни ста­ло: ника­кие « объ­ек­тив­ные при­чи­ны» в рас­чет не при­ни­ма­ют­ся. Инте­ре­са к рабу как к чело­ве­ку, мыс­ли о том, что его работа и про­дук­тив­ность ее зави­сят от каких-то чело­ве­че­ских чувств, у Като­на искать нече­го.

    Совер­шен­но иное наблюда­ем мы уже у Варро­на: необ­хо­ди­мость заин­те­ре­со­вать раба в его рабо­те созна­ет­ся вполне отчет­ли­во. Жизнь ста­вит всё боль­шие тре­бо­ва­ния: нуж­ны уро­жаи более щед­рые, дохо­ды боль­шие, чем те, кото­ры­ми удо­вле­тво­ря­лись деды. Богат­ство хозя­и­на созда­ет­ся трудом раба, и хозя­ин начи­на­ет думать над тем, что пред­при­нять, чтобы труд раба стал про­дук­тив­нее, как создать систе­му вза­и­моот­но­ше­ний, при кото­рой « вра­ги» (« сколь­ко рабов, столь­ко вра­гов» ) обра­ти­ли бы свою энер­гию не на под­рыв хозяй­ско­го бла­го­по­лу­чия, а труди­лись бы над его созда­ни­ем и пре­успе­я­ни­ем. Хозя­ин начи­на­ет пони­мать, что работа выпол­ня­ет­ся не толь­ко мускуль­ной силой раба, что мож­но работать « с душой» и что толь­ко такая работа и хоро­ша. Вво­дят­ся поощ­ре­ния и награ­ды, рабу раз­ре­ша­ет­ся иметь кое-какую соб­ст­вен­ность (pe­cu­lium), доз­во­ле­но обза­ве­стись семьей. Вили­ку при­ка­за­но рас­по­ря­жать­ся сло­вом и волю рукам давать толь­ко в край­нем слу­чае. Катон в сво­ем хозяй­стве уза­ко­нил опла­чи­ва­е­мую про­сти­ту­цию, при­чем ни ему, ни его буду­щим поклон­ни­кам не при­хо­ди­ло в голо­ву, что vir ve­re ro­ma­nus (« насто­я­щий рим­ля­нин» ) высту­па­ет здесь до неко­то­рой сте­пе­ни в роли свод­ни­ка, тор­гу­ю­ще­го сво­и­ми рабы­ня­ми. У пас­ту­хов, о кото­рых рас­ска­зы­ва­ет Варрон, уже насто­я­щая семья и, насколь­ко это воз­мож­но в усло­ви­ях коче­во­го быта, насто­я­щий домаш­ний очаг с его пусть и нехит­рым, но уютом и поко­ем. « Вещь» обер­ну­лась чело­ве­ком. Что было это­му при­чи­ной? Обед­не­ние раб­ско­го рын­ка срав­ни­тель­но со вре­ме­нем Като­на, когда десят­ки тысяч воен­но­плен­ных раз за разом выво­ди­лись на про­да­жу? Вестер­ман, конеч­но, прав, при­во­дя эту при­чи­ну, но она была отнюдь не един­ст­вен­ной, как не един­ст­вен­ны­ми были и сооб­ра­же­ния хозяй­ст­вен­ные. Рабы успе­ли ко вре­ме­ни, когда Варрон писал свой с.264 трак­тат о сель­ском хозяй­стве, про­явить себя и в государ­ст­вен­ной жиз­ни Рима, и в домаш­нем быту, как силу, с кото­рой нель­зя было не счи­тать­ся. Спар­так дал урок, хоро­шо вре­зав­ший­ся в память. Сул­ла, осво­бож­дая 10 тыс. рабов, рас­счи­ты­вал на них, как на надеж­ную гвар­дию тело­хра­ни­те­лей. Мило­на и Кло­дия окру­жа­ет сви­та воору­жен­ных рабов, кото­рые для них и охра­на, и опо­ра (Cic. ad Att. IV. 3. 2- 4). После убий­ства Цеза­ря обе сто­ро­ны ста­ра­ют­ся обес­пе­чить себе под­держ­ку рабов; наби­ра­ют их в свои вой­ска и обе­ща­ют сво­бо­ду. Тирон был доб­рым помощ­ни­ком Цице­ро­ну, Ста­ций - злым гени­ем его бра­та. Врач, сек­ре­тарь, упра­ви­тель хозяй­ст­вом - рабо­вла­де­лец каж­дую мину­ту, на каж­дом шагу наты­кал­ся на раба и вынуж­ден был силой обсто­я­тельств вхо­дить с ним в лич­ные, близ­кие отно­ше­ния. Все это при­бли­жа­ло « вещь» к хозя­и­ну, застав­ля­ло в нее вгляды­вать­ся, настой­чи­во объ­яс­ня­ло гос­по­дам, чем может быть « вещь» . Объ­яс­не­ния запо­ми­на­лись. Колу­мел­ла пошел даль­ше Варро­на: он сове­ту­ет­ся с раба­ми о том, что и как делать, раз­го­ва­ри­ва­ет и шутит с ними, поощ­ря­ет их награ­да­ми. Вили­ку запре­ще­ны телес­ные нака­за­ния: он дол­жен дей­ст­во­вать не стра­хом, а сво­им авто­ри­те­том, его долж­ны почи­тать, но не боять­ся. Нель­зя слиш­ком напо­ри­сто тре­бо­вать работы: пусть даже раб при­ки­нет­ся на несколь­ко дней боль­ным и отдохнет; тем охот­нее возь­мет­ся он потом за работу. Уси­лен­но под­чер­ки­ва­ет­ся вни­ма­ние, с кото­рым нуж­но отно­сить­ся ко всем нуж­дам раба - к его здо­ро­вью, пище, одеж­де. Во всех пред­пи­са­ни­ях Колу­мел­лы зву­чит отно­ше­ние к рабу, как к чело­ве­ку: он тре­бу­ет от него не толь­ко работы, он хочет его бла­го­же­ла­тель­но­сти, тако­го отно­ше­ния к хозя­и­ну, кото­рое заста­вит работать с охотой, и про­ду­мы­ва­ет целую систе­му отно­ше­ний, кото­рые эту бла­го­же­ла­тель­ность обес­пе­чат. Мало того, он идет на уступ­ки, кото­рые улуч­шат суще­ст­во­ва­ние раба.

    По бук­ве зако­на раб не мог иметь ника­кой соб­ст­вен­но­сти: все, что у него было, при­над­ле­жа­ло хозя­и­ну. Жизнь внес­ла свою поправ­ку в юриди­че­ские нор­мы. Хозя­ин быст­ро сооб­ра­зил, какая для него выго­да, если он поз­во­лит рабу иметь что-либо свое: во-пер­вых, раб будет охот­нее и луч­ше работать, рас­счи­ты­вая набрать себе денег на выкуп, а во-вто­рых, то, что он при­об­ре­та­ет для себя, все рав­но оста­нет­ся в каче­стве выку­па в хозяй­ских руках. Толь­ко совсем уж бес­со­вест­ные хозя­е­ва накла­ды­ва­ли с.265 руку на это раб­ское иму­ще­ство (оно назы­ва­лось « pe­cu­lium» ), а соби­рал его раб « по унци­ям» (Ter. Phorm. 43- 44), по гро­шу, отры­вая от себя необ­хо­ди­мое, часто под­го­ла­ды­вая (ventre frau­da­to, 80), лишь бы набрать нуж­ную сум­му. Варрон реко­мен­до­вал « при­ло­жить ста­ра­ние к тому, чтобы у рабов был пеку­лий» (r. r. I. 17), и у пас­ту­хов, о кото­рых он рас­ска­зы­ва­ет, име­ет­ся в хозяй­ском ста­де несколь­ко соб­ст­вен­ных овец. Ино­гда рабы полу­ча­ли « на чай» от гостей или кли­ен­тов, ино­гда им уда­ва­лось что-либо сво­ро­вать и « тай­ком уве­ли­чить пеку­лий» (Apul. met. X. 14). Ино­гда хозя­ин давал рабу день­ги под про­цен­ты, и тот пус­кал их в обо­рот, выпла­чи­вая хозя­и­ну долг и остав­ляя при­быль себе. Быва­ло и так, что раб вел дело от хозя­и­на, дей­ст­вуя от его лица, а хозя­ин или выпла­чи­вал ему опре­де­лен­ное жало­ва­нье, или награж­дал каки­ми-нибудь подар­ка­ми. Все это шло в пеку­лий. Раб, у кото­ро­го не име­лось пеку­лия, счи­тал­ся подо­зри­тель­ным и негод­ным. « Ты хочешь отдать девуш­ку это­му рабу, ничто­же­ству и него­дяю, у кото­ро­го по сей день нет пеку­лия и на мед­ный грош!» - воз­му­ща­ет­ся ста­рик-хозя­ин в « Казине» Плав­та. Цице­рон харак­те­ри­зу­ет Дио­гнота, город­ско­го раба, как без­дель­ни­ка - « у него нет вовсе пеку­лия» (in Verr. III. 38. 86). Пеку­лий раба мог дохо­дить ино­гда до такой сум­мы, что он полу­чал воз­мож­ность при­об­ре­тать « заме­сти­те­лей» , соб­ст­вен­ных рабов (vi­ca­rii), кото­рые помо­га­ли ему выпол­нять его обя­зан­но­сти.

    И семья, в кото­рой закон отка­зы­вал рабу, фак­ти­че­ски у него была, хотя, с юриди­че­ской точ­ки зре­ния, это был не брак, а толь­ко « сожи­тель­ство» (con­tu­ber­nium). Хозя­ин пони­ма­ет, что брач­ные отно­ше­ния в раб­ской среде для него выгод­ны: они при­вя­зы­ва­ют раба к дому (неда­ром Варрон так настой­чи­во реко­мен­до­вал женить пас­ту­хов, коче­вав­ших по Ита­лии с хозяй­ски­ми ста­да­ми: в раб­ской среде пас­ту­хи были наи­бо­лее неза­ви­си­мым и гроз­ным эле­мен­том, и семья была очень надеж­ным сред­ст­вом дер­жать этих людей в узде), дела­ют его подат­ли­вее и послуш­нее, а дети, родив­ши­е­ся от этих сою­зов, « домо­ро­щен­ные рабы» (ver­nae), уве­ли­чи­ва­ли раб­скую fa­mi­lia и счи­та­лись наи­бо­лее пре­дан­ны­ми и вер­ны­ми слу­га­ми. В быту брак раба, осо­бен­но при импе­рии, и при­зна­ет­ся, и ува­жа­ет­ся: по зако­ну нель­зя раз­лу­чать чле­нов семьи (Dig. XXXIII. 7. 12, § 7). На прак­ти­ке закон этот, слу­ча­лось, обхо­ди­ли, и поэто­му в заве­ща­ни­ях часто под­чер­ки­ва­лась воля с.266 заве­ща­те­ля, чтобы дети и роди­те­ли оста­ва­лись вме­сте (Dig. XXXII. 1. 41, § 2; CIL. II. 2265).

    В жизнь раба вме­ши­ва­ет­ся и государ­ство: появ­ля­ет­ся ряд зако­нов, огра­ни­чи­ваю­щих пра­ва хозя­и­на. Lex Pet­ro­nia de ser­vis (19 г. н. э.) запре­ща­ет хозя­и­ну само­воль­но отсы­лать раба « на сра­же­ние со зве­ря­ми» в амфи­те­атр; такое нака­за­ние может нало­жить по рас­смот­ре­нии хозяй­ской жало­бы в Риме пре­фект горо­да, а в про­вин­ции - ее намест­ник (Dig. XLVIII. 8. 11, § 2). По эдик­ту импе­ра­то­ра Клав­дия боль­ной раб, заве­зен­ный хозя­и­ном на ост­ров Аскле­пия и бро­шен­ный там, полу­ча­ет в слу­чае выздо­ров­ле­ния сво­бо­ду; убий­ство ста­ро­го или увеч­но­го раба счи­та­ет­ся уго­лов­ным пре­ступ­ле­ни­ем (Suet. Claud. 25. 2; Dio Cass. LX. 19. 7). Адри­ан « запре­тил хозя­е­вам уби­вать раба; их мог­ли при­го­во­рить к смер­ти, если они ее заслу­жи­ва­ли, толь­ко судьи. Он запре­тил про­да­вать свод­ни­ку или лани­сте раба или слу­жан­ку… уни­что­жил эрга­сту­лы» (Hist. Aug. Adr. 18. 7- 10). За жесто­кое обра­ще­ние с рабы­ня­ми он отпра­вил одну рим­скую мат­ро­ну на пять лет в изгна­ние. Раб мог обра­тить­ся к пре­фек­ту горо­да, « если хозя­ин жесток, без­жа­ло­стен, морит его голо­дом, понуж­да­ет к раз­вра­ту» (Dig. I. 12. 1, § 8); по рескрип­ту Анто­ни­на Пия жесто­ко­го хозя­и­на застав­ля­ют про­дать сво­их рабов (Gai. I. 53).

    Не сле­ду­ет думать, конеч­но, что жизнь раба при импе­рии в корне изме­ни­лась, но неко­то­рые пере­ме­ны, несо­мнен­но, в ней про­изо­шли. Страст­ное него­до­ва­ние, с кото­рым Юве­нал обру­ши­ва­ет­ся на жесто­ких гос­под, раз­мыш­ле­ния Сене­ки над тем, что высо­кая душа может жить не толь­ко в рим­ском граж­да­нине, но и в рабе (epist. 31. 11), поведе­ние Колу­мел­лы с его раба­ми, обду­ман­ная систе­ма доб­ро­го обра­ще­ния с рабом у Пли­ния Млад­ше­го, едкие и гнев­ные сло­ва, бро­шен­ные Мар­ци­а­лом в лицо хозя­е­вам, тира­ня­щим сво­их рабов, - все это свиде­тель­ст­ву­ет о том, что в отно­ше­нии к рабу про­изо­шли какие-то сдви­ги. Сдви­ги эти были вызва­ны при­чи­на­ми раз­ны­ми: были тут сооб­ра­же­ния и чисто хозяй­ст­вен­но­го поряд­ка, и поли­ти­че­ско­го, и мораль­но-фило­соф­ско­го. Зако­но­да­тель­ство не вело за собой обще­ства, оно выра­жа­ло его настро­е­ние.

    Текущая версия страницы пока не проверялась

    Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от, проверенной 18 апреля 2018; проверки требуют.

    Ра́бство в Ри́ме получило наибольшее распространение по сравнению с другими древними государствами, но, зачастую, это отвечало интересам тогдашнего общества, послужив важным катализатором его развития.

    Основным источником рабов был захват в плен. Именно пленные иностранцы составляли подавляющее большинство рабов в Древнем Риме, о чём свидетельствует анализ многочисленных письменных источников, в частности, надгробных надписей. Например, как указывает известный французский историк Клод Николе, большинство рабов на Сицилии в конце II века до н. э. (когда рабство на острове достигло наибольших масштабов) были уроженцами Малой Азии, Сирии, Греции, которые были до этого захвачены Римом .

    В понимании римлян, - пишет историк, - раб ассоциировался с иностранцем. Также как древние греки считали всех варваров низшей расой, у которых естественным состоянием было рабство, такие же взгляды разделяли и римляне. Например, Марк Туллий Цицерон писал о распространённом мнении, согласно которому некоторые расы предназначены для рабства

    Другим источником рабов было морское разбойничество, достигшее кульминационного пункта в эпоху первого триумвирата (середина I в. до н. э.), которое в отдельные периоды римской истории также значительно содействовало увеличению числа рабов.

    Третьим источником рабов было право кредитора обратить в рабство своего должника. В частности, такое право было легализировано Законами двенадцати таблиц (V в. до н. э.). По истечении срока займа должнику предоставлялся один месяц льготы; если долг не уплачивался, суд отдавал должника кредитору (лат. iure addicitur ) и последний держал его у себя дома в оковах в течение 60 дней. Закон определял для таких случаев количество хлеба, которое получал заключённый (не менее 1 фунта на день), и вес оков (не более 15 фунтов). За время заключения кредитор три раза мог выводить своего должника на рынок и объявлять сумму долга. Если никто не выражал желания выкупить его, он превращался в раба (лат. servus ), которого кредитор мог продать, но только вне римской территории. Те же Законы двенадцати таблиц давали отцу право продавать в рабство своих детей.

    Вместе с тем, в IV веке до н. э. в Риме был принят закон Петелия , который запрещал обращать в рабство римских граждан - отныне рабами могли быть лишь иностранцы, и лишь в исключительных случаях (например, совершение серьёзного преступления) ими могли стать граждане Рима. Согласно этому закону, римлянин, публично объявлявший о своей несостоятельности (банкротстве), лишался всего своего имущества, которое отбирали в уплату долгов, но сохранял личную свободу . К. Николе пишет в этой связи об «отмене долгового рабства » в Риме в 326 году до н. э. Хотя есть упоминания о том, что данный закон в последующем обходили, но, как полагают историки, речь идёт не о долговом рабстве, а о неких формах отработки долга, без формального обращения в рабство .

    В период римского завоевания Средиземноморья во II-I вв. до н. э. долговое рабство вновь стало важным источником пополнения рабов - но уже за счет жителей покоренных стран. Известно много случаев массового обращения в рабство на завоеванных Римом территориях за неспособность уплатить высокие римские налоги (см. далее).

    Бывали и такие случаи, когда государство подвергало гражданина maxima capitis diminutio , то есть превращало его в раба за совершённые им преступления. Осуждённые на казнь преступники зачислялись в разряд рабов (лат. servi poenae ) потому, что в Риме только раба можно было передавать в руки палача. Позднее для некоторых преступлений наказание было смягчено, и «рабов наказания» ссылали в рудники или каменоломни.

    Если, наконец, свободная женщина вступала в связь с рабом и не прекращала её, несмотря на троекратный протест господина (лат. dominus ), она становилась рабыней того, кому принадлежал раб.

    Ко всем перечисленным источникам рабства нужно присоединить ещё некоторый естественный прирост несвободного населения за счет рождения детей у рабынь. Ввиду медленности этого роста и спроса установилась торговля рабами. Рабы ввозились в Рим отчасти из Африки , Испании и Галлии , но преимущественно из Вифинии , Галатии , Каппадокии и Сирии . Торговля эта приносила большой доход казне, так как ввоз, вывоз и продажа рабов были обложены пошлиной: с евнуха взималось 1/8 стоимости, с остальных - 1/4, при продаже взималось 2-4 %. Работорговля была одним из самых выгодных занятий; ею занимались самые знатные римляне (в частности, Катон Старший , рекомендовавший ради большей доходности скупать и дрессировать рабов для перепродажи). Первое место в работорговле принадлежало грекам, за которыми было преимущество опыта. Для ограждения интересов покупателей принимались многочисленные меры. Цены на рабов постоянно колебались в зависимости от спроса и предложения. Средняя стоимость раба при Антонинах была 175-210 р. [ ] ; но в отдельных случаях, как, например, за красивых молодых рабынь, платилось и до 9 000 р. [ ] В поздней империи (IV-V вв.) цена здоровых взрослых рабов составляла в среднем 18-20 золотых солидов (для сравнения: за 1 солид в V в. можно было купить 40 модий = 360 литров зерна). Но цена рабов была намного ниже на границах империи, откуда поступали пленные варвары. Дети-рабы также стоили намного меньше, как правило, всего лишь несколько солидов .

    Голландский учёный Помпа («Titi Pompae Phrysii de operis servorum liber», 1672) насчитал 147 функций, выполнявшихся рабами в доме богатого римлянина. В настоящее время после новых исследований эту цифру приходится значительно увеличить.

    Весь состав рабов делился на две категории: familia rustica и familia urbana. В каждом имении во главе familia rustica стоял управляющий (лат. villicus )), следивший за исполнением рабами своих обязанностей, разбиравший их ссоры, удовлетворявший их законные нужды, поощрявший трудолюбивых и наказывавший виновных. Этими правами управляющие часто пользовались весьма широко, в особенности там, где господа или совсем не вмешивались в дело, или не интересовались участью своих рабов. У управляющего был помощник со штабом надсмотрщиков и мастеров. Ниже стояли многочисленные группы рабочих на полях, виноградниках, пастухов и скотников, прядильщиц, ткачей и ткачих, валяльщиков, портных, плотников, столяров и т. д. В крупных имениях каждая такая группа делилась, в свою очередь, на декурии, во главе которой стоял декурион. Иногда не менее многочисленна была и familia urbana, делившаяся на персонал управляющий (лат. ordinarii ), пользовавшийся доверием господина, и персонал для услуг господину и госпоже как в доме, так и вне его (лат. vulgares, mediastini, quales-quales ). К числу первых принадлежали домоправитель, кассир, бухгалтер, управляющие домами, сдаваемыми внаем, покупщики припасов и т. д.; к числу вторых - привратник, заменявший сторожевого пса и сидевший на цепи, сторожа, придверники, хранители мебели, хранители серебра, гардеробщики, рабы, вводившие посетителей, рабы, приподнимавшие пред ними портьеры, и т. п. В кухне теснилась толпа поваров, пекарей хлеба, пирогов, паштетов. Одна служба за столом богатого римлянина требовала немалого количества рабов: обязанность одних - накрывать на стол, других - накладывать кушанье, третьих - пробовать, четвёртых - наливать вино; были такие, о волосы которых господа вытирали свои руки, толпа красивых мальчиков, танцовщиц, карликов и шутов развлекала гостей за едой. Для личных услуг к господину приставлены были камердинеры, купальщики, домашние хирурги, брадобреи; в богатых домах имелись чтецы, секретари, библиотекари, переписчики, выделыватели пергамента, педагоги, литераторы, философы, живописцы, скульпторы, счетчики, агенты по торговым делам и т. д. В числе лавочников, разносчиков, банкиров, менял, ростовщиков было немало рабов, занимавшихся тем или другим делом на пользу своего господина. Когда господин появлялся где-либо в публичном месте, перед ним всегда шествовала толпа рабов (лат. anteambulanes ); другая толпа замыкала шествие (лат. pedisequi ); nomenclator называл ему имена встречных, которых надлежало приветствовать; distributores и tesserarii распределяли подачки; тут же были носильщики, курьеры, посыльные, красивые юноши, составлявшие почётную стражу госпожи, и т. д. У госпожи имелись свои стражи, евнухи, акушерка, кормилица, баюкальщицы, пряхи, ткачихи, швеи. Беттихер написал целую книгу («Сабина») специально о штате рабов при госпоже. Рабами были преимущественно и актёры, акробаты, гладиаторы . На подготовку рабов образованных (лат. litterati ) тратились большие суммы (напр. Крассом , Аттиком). Многие господа специально воспитывали для того или другого дела своих рабов и затем предоставляли их за плату в распоряжение желающих. Услугами наемных рабов пользовались лишь небогатые дома; богачи старались всех специалистов иметь у себя дома.

    Кроме рабов, принадлежавших частным лицам (лат. servi privati ), были рабы общественные (лат. servi publici ), принадлежавшие или государству, или отдельному городу. Они строили улицы и водопроводы , работали на каменоломнях и в рудниках, чистили клоаки , служили на бойнях и в разных общественных мастерских (воинских орудий, верёвок, снастей для судов и пр.); они же занимали при магистратах низшие должности - посыльных, вестников, прислужников при судах, тюрьмах и храмах; они бывали государственными кассирами и писцами. Из них же составлялась свита, сопровождавшая каждого провинциального чиновника или полководца на место его должности.

    Древние писатели оставили нам много описаний ужасного положения, в котором находились римские рабы. Пища их по количеству была крайне скудная, по качеству никуда не годилась: выдавалось именно столько, чтобы не умереть с голоду. А между тем труд был изнурительный и продолжался с утра до вечера. Особенно тяжело было положение рабов на мельницах и в булочных, где нередко к шее рабов привязывали жёрнов или доску с отверстием посредине, чтобы помешать им есть муку или тесто, - и в рудниках, где больные, изувеченные работали под кнутом, пока не падали от истощения. В случае болезни раба его отвозили на заброшенный «остров Эскулапа », где ему и предоставляли полную «свободу умирать». Катон Старший советует продавать «». Жестокое обращение с рабами было освящено и преданиями, и обычаями, и законами. Лишь во время Сатурналий рабы могли чувствовать себя несколько свободно: они надевали шапку отпущенников и садились за стол своих господ, причём последние иногда даже оказывали им почести. Всё остальное время над ними тяготел произвол господ и управляющих. Цепь, кандалы, палка, бич были в большом ходу. Нередко случалось, что господин приказывал бросить раба в колодец или печь или посадить на вилы. Выскочка из вольноотпущенников за разбитую вазу велел бросить раба в садок с муренами . Август приказал повесить на мачте раба, убившего и съевшего его перепёлку. В рабе видели существо грубое и нечувствительное и поэтому наказания для него придумывали возможно более ужасные и мучительные. Его мололи в мельничных жерновах, облепляли голову смолой и сдирали кожу с черепа, обрубали нос, губы, уши, руки, ноги или подвешивали голого на железных цепях, оставляя на съедение хищных птиц; его распинали, наконец, на кресте. «Я знаю , - говорит раб в комедии Плавта , - ». В случае убийства господина рабом подвергались смерти все рабы, жившие с господином под одной крышей. Только положение рабов, служивших вне господского дома - на судах, в магазинах, заведующими мастерских - было несколько легче. Чем хуже была жизнь рабов, чем тяжелее работа, чем суровее наказания, чем мучительнее казни, тем сильнее рабы ненавидели господина. Отдавая себе ясный отчёт в том, какие чувства питают к ним рабы, господа, как и государственная власть, много заботились о предупреждении опасности со стороны рабов. Они старались поддерживать несогласия между рабами, разобщать рабов одинаковой национальности.

    старых быков, больной скот, хворых овец, старые повозки, железный лом, старого раба, больного раба и вообще всё ненужное что моим последним жилищем будет крест : на нём покоятся мой отец, дед, прадед и все мои предки

    Интересно, что внешне рабы ничем не отличались от свободных граждан. Они носили ту же одежду, в свободное время ходили в термы, театры, на стадионы. Вначале рабы имели специальные ошейники с именем владельца, которые вскоре были отменены. Сенат даже вынес на этот счет специальное положение, смысл которого состоял в том, чтобы рабы не выделялись среди граждан, чтобы они (рабы) не видели и не знали, как их много.

    С юридической точки зрения раб как личность не существовал; во всех отношениях он был приравнен к вещи (лат. res mancipi ), поставлен наравне с землёй, лошадьми, быками («servi pro nullis habentur», - говорили римляне). Закон Аквилия не делает разницы между нанесением раны домашнему животному и рабу. На суде раба допрашивали лишь по требованию одной из сторон; добровольное показание раба не имело никакой цены. Ни он никому не может быть должен, ни ему не могут быть должны. За вред или убыток, причиненный рабом, ответственности подлежал его господин. Союз раба и рабыни не имел легального характера брака: это было только сожительство, которое господин мог терпеть или прекратить по произволу. Обвинённый раб не мог обратиться за защитой к народным трибунам .

    Однако с течением времени жизнь заставила власти несколько смягчить произвол рабовладельцев, отчасти потому, что жестокое обращение с рабами во многих случаях приводило к крупным восстаниям рабов, например, в Сицилии, отчасти из отвращения людей к жестокости, чего не следует недооценивать.

    Со времени утверждения императорской власти принимается целый ряд юридических мер, направленных к охранению рабов от произвола и жестокости господ. Lex Claudia (47 г. н. э.) даёт свободу тем рабам, о которых господа не заботились во время их болезни. Lex Petronia (67) запрещает посылать рабов на публичные бои с зверями. Император Адриан запрещает под страхом уголовного наказания самовольное убийство рабов господином, заключение их в тюрьмы (ergastula), продажу для проституции (см. также Проституция в Древнем Риме ) и гладиаторских игр (121). Антонин легализировал обычай, позволявший рабам искать спасения от жестокости господ в храмах и у статуй императоров. За убийство раба он предписал подвергать господина наказанию по lex Cornelia de sicariis, а в случаях жестокого обращения с рабом - продавать его в другие руки. Им же была запрещена продажа детей и выдача их в качестве заложников при займе денег. Эдикт Диоклетиана запретил свободному человеку отдавать себя в кабалу. Неоплатного должника закон исторгал из рук кредитора. Торговля рабами продолжалась, но часто практиковавшееся изувечивание мальчиков и юношей каралось изгнанием, ссылкой в рудники и даже смертью. Если покупатель возвращал раба продавцу, то он должен был вернуть и всю его семью: сожительство раба, таким образом, признавалось браком .

    Таким образом, римляне в указанный период превратились в «нацию господ», которую обслуживала целая армия рабов - преимущественно иностранцев, обращенных в рабство в ходе римского завоевания Европы и Средиземноморья. И эта армия пополнялась посредством новых грабежей и произвола на покоренных территориях. В Италии рабы в тот период использовались в большом количестве не только в домашнем хозяйстве, но и в сельском хозяйстве, строительстве и ремеслах.

    Однако за пределами Италии рабов даже в ту эпоху было очень мало, и они не играли практически никакой роли в экономической и социальной жизни. Так, известный русский историк Михаил Иванович Ростовцев в своем уникальном труде по социальной и экономической истории ранней Римской империи указывает на то, что в подавляющем большинстве провинций, за исключением Италии, Сицилии и некоторых областей Испании , рабов практически не было или они были в незначительном количестве, повторяя данный вывод также применительно к конкретным провинциям Римской империи . К такому же выводу пришёл французский историк А.Гренье в своем труде о Римской Галлии .

    В целом, если исходить из имеющихся оценок населения ранней Римской империи - 50-70 миллионов человек - и из оценок количества рабов ведущими историками, то численность рабов даже в самом начале имперского периода (конец I в. до н. э. - середина I в. н. э.) в пропорции ко всему населению империи должна была составлять лишь порядка 4-8 %. Это расходится с выводами советских и марксистских историков, которые придавали теме рабства гипертрофированный характер и учитывали пропорцию рабов в населении только самой Италии, а не всей Римской империи.

    Самым грозным восстанием было восстание Спартака (73-71 гг. до н. э.), в армии которого состояло около 120 тысяч человек. Однако по свидетельству римских историков Аппиана и Саллюстия, в восстании Спартака участвовали не только рабы, но и свободные пролетарии, которых в «армии рабов» было довольно много. Кроме того, прослышав об успехах Спартака, против власти Рима подняли мятеж города римских союзников в Италии, что значительно усилило размах восстания. Как пишет С. Николе, «война Спартака являлась также войной против господства Рима, а не только восстанием рабов» .

    В целом рабы не играли большой роли в классовых битвах Древнего Рима , за исключением отдельных районов, в частности, Сицилии, где рабы в какой-то период составляли очень значительную часть населения. Но даже в Италии роль социальных движений рабов была невелика, за исключением периода со 135 по 71 гг. до н. э. (когда она была значительна), не говоря уже о других римских провинциях . Восстание Спартака, будучи лишь отчасти движением рабов, в свою очередь, составляло лишь небольшой эпизод в гражданских войнах 80-х-70-х гг. до н. э., длившихся два десятилетия (когда лидерами противоборствующих сторон являлись Марий, Сулла, Серторий, Помпей). А во время последующих гражданских войн: 49-30 гг. до н. э. (Цезарь, Кассий, Брут, Август, Помпей, Антоний), 68-69 гг. н. э. (Гальба, Вителлий, Веспасиан), 193-197 гг. (Альбин, Нигер, Север), 235-285 гг. («век 30 тиранов»), - совсем не известно о каких-либо самостоятельных массовых движениях рабов .

    Приведенные факты опровергают утверждения советских и марксистских историков о том, что рабы в Древнем Риме составляли основной «класс эксплуатируемых», игравший ведущую роль в классовой борьбе с «классом эксплуататоров». Рабы представляли собой в целом лишь небольшую социальную прослойку, игравшую довольно скромную роль в классовых битвах, за исключением периода со 135 по 71 гг. до н. э. ; .

    В последующие столетия, когда уменьшился приток военнопленных, а жители покорённых территорий всё более по своему статусу приближались к гражданам Рима , число рабов начало быстро сокращаться. Как указывает С. Николе, есть признаки его некоторого уменьшения уже с конца I в. до н. э., и ещё более - в течение I в н. э. . Во II-III в. н. э. рабы как в целом в империи, так и в самой Италии, составляли незначительный процент населения. Как отмечал известный английский историк А. Х. М. Джонс , специально исследовавший этот вопрос, количество рабов в указанные столетия в пропорциональном отношении было ничтожным, они стоили очень дорого и применялись в основном как домашняя прислуга у богатых римлян . По его данным, средняя цена раба к этому времени по сравнению с IV в. до н. э. увеличилась в 8 раз . Поэтому купить и содержать рабов могли себе позволить лишь богатые римляне, державшие рабов в качестве домашней прислуги; применение рабского труда в ремеслах и сельском хозяйстве во II-III вв. н. э. потеряло всякий смысл и практически исчезло.

    Повсеместно в данный период обработка земли велась свободными арендаторами - колонами . Советские историки утверждали, в стремлении доказать марксистский тезис о существовании «рабовладельческого строя» в античности, что колонат был одной из разновидностей рабовладельческих отношений . Однако все колоны были формально свободными, их зависимость от латифундистов имела совсем иной характер, чем зависимость раба от своего хозяина. В истории есть много примеров такой же зависимости крестьян от крупных землевладельцев - Древний Египет, Персия в ранней античности, Индия и Китай накануне колониального завоевания, Франция накануне Французской революции и т. д. Положение крестьян в этих странах было похоже на положение рабов или крепостных, но фактически они не являлись ни теми, ни другими, поскольку их формальная свобода сохранялась . В любом случае колоны не были рабами, а были свободными гражданами, и на них ни в коей мере не распространялись римские законы о рабах, которыми были четко установлены юридический статус раба, права рабовладельца и т. д.

    Об исчезновении массового рабства в эту эпоху свидетельствует, помимо имеющихся фактов, также трансформация римского слова «раб». Как писал немецкий историк Эдуард Мейер , латинское слово «servus» (раб) к концу античности изменило своё значение, им перестали называть рабов (которых было очень мало), а стали называть крепостных .

    По свидетельству Константина Багрянородного

    В течение IV века указами римских императоров в крепостных была превращена значительная часть населения Римской империи (см. далее). Соответственно, именно в данном значении («крепостной») это слово («serf», «servo») и вошло во все западноевропейские языки: английский, французский, итальянский, испанский, - сформировавшиеся после краха Западной Римской империи. А для рабов был позднее введен новый термин - slave, sklav. Это также может служить подтверждением выводов историков об исчезновении рабства как массового явления во II-III вв. н. э. .

    Сервами же на языке ромеев обозначаются рабы, почему и «сервилами» в просторечии называется обувь рабов, а «цервулианами» - носящие дешевую, нищенскую обувь.

    Переход к крепостничеству начался уже во II-III вв., когда появился новый вид рабов - casati. Владельцы поместий наделяли такого раба участком земли, причём он, живя вдали от господ более или менее самостоятельной жизнью, пользовался большими правами, чем когда бы то ни было раньше: он мог вступать в брак, ему предоставлена была фактически гораздо большая свобода распоряжаться продуктами своего труда; у него было, в сущности, собственное хозяйство. Фактически по своему положению рабы-casati были уже не столько рабами, сколько крепостными крестьянами.

    Окончательно история рабства в античности завершилась с официальным введением в Римской империи крепостного права или некой его разновидности. Как указывает А. Х. М. Джонс , это произошло в правление императора Диоклетиана (284-305 гг.), который всем без исключения крестьянам - как арендаторам земли (колонам), так и собственникам земли, - запретил, под страхом сурового наказания, покидать своё место жительства . В течение IV в. преемники Диоклетиана ещё более ужесточили эти меры и распространили их на подавляющую часть населения. Законами и указами Диоклетиана и императоров IV века практически все граждане центральных и западных провинций Римской империи были прикреплены либо к определенному участку земли, либо к своему месту жительства, а также к определенной профессии, которая передавалась по наследству: сын кузнеца теперь мог стать только кузнецом, а сын торговца - только торговцем. Кроме того, и жениться теперь сын кузнеца мог только на дочери кузнеца, а сын крестьянина - только на дочери крестьянина, причем из своей деревни или местности. Фактически это означало введение крепостного права для всех или большинства жителей Римской империи, за исключением высших государственных чиновников и богатых собственников земли и недвижимости. Даже для людей свободных профессий (в том числе наемных рабочих, прислуги и т. д.), было введено правило, по которому они после определенного числа лет, проведенного на одном месте, уже не могли больше его покинуть .

    Поделитесь с друзьями или сохраните для себя:

    Загрузка...